Я сам часто выступал инициатором той или иной шутки над артистом во время выступления, наблюдая за объектом из-за шторы или играя с ним роль. Каждый раз мы корчились от смеха, понимая, что в следующий раз шутка ждет кого угодно. Сегодня объектом шутки стал я.
– Вы спятили? Я чуть не задохнулся! – Я смеялся вместе с озорниками, которые в бутылочку с ядом для Ромео налили настоящую водку.
– Маленько взбодрили тебя. – Володя хлопнул меня по плечу. – У всех бывают тяжелые периоды, и ты не исключение.
– У меня все хорошо.
– У тебя всегда все хорошо, – иронично заметил он. – Вообще, Макс, странная позиция в коллективе у тебя: никому ничего о себе не рассказываешь, держишь дистанцию, о личном отмалчиваешься, о проблемах ни слова. Мы ведь не первый год вместе работаем, почти вторая семья.
Я молча переодевался в гримерке, скрываясь за створками шкафа. Между мной и Володей нарастал неловкий момент, как мыльный пузырь, раздувающийся в размерах и вот-вот готовый лопнуть. Мужчина ждал чистосердечного от меня признания, пусть не столько признания, сколько достаточной откровенности, свойственной долгим рабочим годам, а мне и в голову не приходило делиться с кем-то из коллег подробностями частной жизни. Кроме того, не подозревал, что моя молчаливость приносит кому-то дискомфорт в общении со мной и, возможно, даже раздражает. Но, так или иначе, ответить мне было нечего, потому что ожидаемые откровения могли шокировать в лучшем случае, а в худшем оттолкнуть от меня, как это и произошло с Владом. Да и что скрывать, в любом случае – я солгу, у меня иного выхода нет.
– Может, вечерком соберемся нашей компанией? Мы давно вместе не выбирались за пределы театра, все работа да работа, – предложил Володя. – Год недавно начался, а все вымотались в конец. Как думаешь?
Я кивнул и ответил что-то про то, что неплохая идея, но в сказанном отсутствовало желание. Пришлось добавить, что предложение хорошее, и оно мне понравилось, но лучше отложить его на другой день, а сегодня я занят. Мне вовсе не хотелось обидеть друга, но в моей жизни происходят события, о которых лучше было умолчать, и не травмировать очередную мужскую психику.
– Да меня и жена не отпустила бы. – Володя махнул рукой. – Ей не нравятся посиделки после работы, говорит, что дома почти не бываю, дочь не узнает родного отца без грима.
Он еще долго рассказывал о своей семье, о жене, о дочери, как он их любит. Что порой жена безосновательно его ревнует к работе, к сцене, что выходных дней, проведенных с семьей, можно на пальцах сосчитать. Володя тяжело вздыхал, но в его словах не было ни злобы, ни отчаяния; он с пониманием относился к происходящему. Приходилось крутиться, дабы прокормить семью, покупать красивые платьица и игрушки дочке, и что нет ничего чудесней ее улыбки взамен подарку. Он с такой нежностью описывал, как маленькие ручонки обвивают его шею, крохотный носик утыкается в щеки, а губки целуют папу. И мужчина готов ради своей семьи на любые жертвы, хоть пешком до Луны или камни грызть зубами. Я слушал его рассказ, продолжая прятаться за створками, а сердце разрывалось на части. В какой-то момент я ощутил желание закрыть уши руками или попросить Володю остановиться и не продолжать разговор, взять и закричать, что эти слова раздирают мне душу. И как последний удар прозвучало заключение от Володи, что я свободный счастливчик, наслаждающийся холостяцкой жизнью, но скоро и меня скрутит любовь.
Я вцепился в створки и не своим, до тишины хрипловатым, голосом, произнес:
– Я уже в отношениях… Как бы…
Так и произнес «в отношениях». Потом еще вторично повторил это, пробуя фразу на вкус. «В отношениях» – вкус своеобразный, но до сих пор не понятно, нравилось мне или нет. Больше походило на экзотическое блюдо, которое я никогда не пробовал, но имел о нем представление.
– Значит, и на тебя красавчика нашлась колдунья! Уж я думал, что ты не женишься никогда.
– Почему ты так решил?
– За тобой целая вереница девчонок бегает, – он усмехнулся. – Поди глаза разбегаются от выбора?
Я немного опешил от вопроса. Когда речь заходила обо мне и женщинах, я превращался в стойкого оловянного солдатика, выдерживал однотипные вопросы, сводя их на нет и оставляя вопрошающего с тем, что я пока в поиске. Безусловно, я замечал женскую симпатию в свою сторону, более того, я нравился женщинам, некоторые слишком настойчиво оказывали знаки внимания. Но о вереницах желающих моей души и плоти Володя явно погорячился.
Знал ли я о себе с самого детства, мне трудно припомнить. В школе я не проявлял особого интереса к девочкам, не вел себя с ними как подобает мальчику – не заигрывал, не приставал, не дергал за косички. Но и к мальчикам я был равнодушен, казалось, что я жил закрытый от внешнего мира плотным занавесом. Со всеми ребятами мне было весело, хорошо и непринужденно, я не разделял друзей по половому признаку, и ко мне тянулись как девочки, так и мальчики. Только в подростковом возрасте остро ощутил себя непохожим на остальных, я не испытывал тех чувств, о которых говорили парни из класса, обсуждая одноклассниц, – начинающую расти девчачью грудь, их маленькие тугие бутончики, выпирающие из-под блузок, округлые бедра, раскрашенные лица первым неумелым макияжем. Кто-то хвалился поцелуями, кто-то тем, что уже трогал женскую грудь. Разговоры плавно сводились к одной теме, к теме секса. Что это, каков он, что испытываешь? Скабрезные шуточки сыпались из уст ничего не знавших и ничего не умевших подростков, помалкивал только я, испытывая потребность уйти подальше. Одноклассницы представлялись смешными для мальчишек, далеко не теми женщинами с разворотов журналов или с кадров запрещенных фильмов, которые кто-то успел посмотреть. Но как бы то ни было, при обсуждении несформировавшихся фигур девчонок у ребят загорались глаза, и учащалось дыхание. И при упоминании той или иной особы становилось заметно – кто из обсуждавших больше всего к ней неравнодушен. Равнодушным оставался только я.
Костя, на мой взгляд, знал о девушках все: как познакомиться, как произвести впечатление, выставляя себя в наилучшем свете, как устроить свидание, чтобы в первый же вечер оказаться с ней в постели. Он мог бы написать целое пособие для чайников вроде меня. Я очень редко задавал ему вопросы на эту тему, на что Костя приподнимал бровь и удивленно спрашивал: разве у меня с этим могут быть какие-то проблемы? Я отрицательно качал головой и спешил исчезнуть с его глаз. Девушек Костя менял с легкостью, одна могла сменить другую уже через пару дней, причем случалось так, что под Костино обаяние попадали как гордые красавицы, так и забитые дурнушки, которыми он пользовался в своих целях. Одним единственным набором движений брат мог свести с ума любую: подмигнул, улыбнулся, а если присел рядом и завел разговор, то девушка уже готовила подвенечное платье. Красотки брата опять же мало интересовали меня, а когда брат перестал некоторых знакомить со мной, объясняя это тем, что я для него вдруг стал соперником, совсем выбило почву из-под ног. После откровения Кости, что я превратился из младшего брата в конкурента на любовном поприще, я стал приглядываться к его девушкам и их подругам внимательнее. Для меня стали открытием женские томные
