– Как только сомнения бесследно исчезнут, я остановлюсь, – отвечал он и спешил открыть новую банку с краской.
Четвертую ночь я изнывал от тягучего желания – находится рядом с Артемом, играть в его правила о запрете близости, просто видеть его и ощущать тепло, исходящее от него.
И если эти навязчивые мысли были бы единственными, может, я и уснул бы. Но мои мысли обладали уникальной способностью перескакивать с одной на другую, перепрыгивать друг через друга, вспоминать отрывки двадцатилетнего прошлого, перемешивать старое с сегодняшним утром. Это даже не рой мыслей, а стая тронутых умом обезьян. С минуту назад я думал об отношениях с Артемом, но из головы так и не вылетала встреча с Владом. Неужели я был ему настолько противен? Неужели он так ненавидел меня, что нахождение вместе со мной в помещении превращалось в муку? Я ведь не сделал для него ничего плохого, а мои чувства так и остались моими, неразделенными, и все же моими. Я не преследовал Влада по пятам, не терроризировал его звонками, сообщениями, не выяснял отношения. Повинуясь его желанию, я исчез из жизни мужчины, должным образом заметая за собой следы, и если бы было возможно, – стер все воспоминания из своей головы, чтобы лишний раз не терзать сердце сожалением о сказанном признании. Мое появление на «празднике жизни» ввергло его в ужас, но если Влад знал, что я буду там тоже, то почему все-таки пришел? Данный вопрос не давал мне покоя.
Я снова покрутился в постели, подгребая подушку под себя и вдыхая дразнящий запах Темкиного шампуня. Еще чертов разговор с Володей, от которого становилось не по себе. Теперь все будут знать, что я встречаюсь с девушкой, начнут задавать вопросы, любопытничать по поводу и без. А я непременно начну врать с три короба, потом запутаюсь – что и кому наговорил. А кто-нибудь, с хорошей памятью, подловит рассказанные сказки дедушки Максима, и мне придется провалиться сквозь землю от стыда. Но в тоже время я впервые признал не только для себя, но и для окружающих, что нахожусь в отношениях. И меня эта данность ничуть не смутила, наоборот, хотелось поскорее рассказать Артему о состоявшейся беседе с коллегой по цеху. Я уже представил, как он зальется смехом, а в синих глазах задребезжат чертовщинки, сводящие меня с ума. Мы будем фантазировать на тему моей любви к юной художнице, хохотать над выдуманным, целоваться и обнимать друг друга… Как только мой мозг выдал подобный мысленный зигзаг, я посчитал, что у меня начинаются галлюцинации от жары либо я теряю рассудок, не дождавшись старости. С самыми благими намерениями я вывалился на балкон, на холодный воздух и повис на перилах, ожидая, пока холод заморозит мою бедную душу, ну или из вниз опущенной головы выпадет дурь, по крайней мере.
Ночь давно скользила по спящему городу, укачивая в своих сладких объятиях. Постепенно и я стал проваливаться в сон, когда мне показалось, что в дверь позвонили. Нехотя я приподнялся и прислушался – тишина, значит приснилось. Только голова коснулась подушки, как снова раздался звонок. За полночь я точно не ожидал гостей, поэтому ночные звонки были неприятной неожиданностью. Ночной гость уже настолько обнаглел, что принялся долбить рукой или ногой в дверь. Тогда я поплелся к двери, чтобы спустить незнакомца с лестницы. Открыв дверь, я замер с разинутым ртом, но не для того, чтобы читать мораль, а потому что на пороге стоял Влад.
Часть 11. МАКСИМ
Никто из нас не обмолвился и словом. Я отодвинулся, чтобы пропустить незнакомца в дом. Для меня в эту минуту он выглядел как незнакомец. Лохматые волосы, небритое лицо черт знает сколько и совершенно стеклянный взгляд. Даже доселе его могучая фигура куда-то испарилась, словно тело проткнули иглой и выпустили накаченный воздух. Потому я не смог подобрать слов приветствия – настолько сильно меня потрясло увиденное.
Влад прошел в комнату и уселся на мою кровать без всякого стеснения. Я не знал с чего начать разговор. Спросить, зачем он здесь? Но Влад вряд ли сам понимал, как здесь очутился. Спросить, пришел ли он с миром или снова распускать кулаки, негодуя на то, что я отравляю ему жизнь? Я даже не представлял, в каком месте находиться в собственном доме, под каким ракурсом смотреть на Влада, чтобы снова не оскорбить своей нетрадиционностью, – и просто держался подальше.
Молчание закончилось, когда Влад испустил протяжный вздох и потер виски пальцами. Было заметно, что он готовится, собирается с силами произнести неподдающуюся ему фразу, взвешивает каждую букву. Я тоже медлил, давая право Владу быть выслушанным первым. Он вытер вспотевшие ладони о колени и произнес очень тихо, что мне пришлось напрячь слух:
– Я пришел извиниться. – Прочистив горло, добавил уже чуть громче: – Я пришел извиниться. Тому, что я сделал, нет объяснения. И алкоголь тут не причем. Я сам не понимаю, как так вышло.
Сейчас, видя, как Влад просит прощения, я испытывал одновременно два чувства, но слишком противоречивых друг другу, чтобы выбрать единственное верное. Я злорадствовал, что теперь власть над этим мужчиной в моих руках. Захочу – прощу, захочу – вышвырну его вон, как избавился от меня он. Внутренний голос искушал причинить ему боль, равную моей, ранить до глубины души; чем острее боль, тем мне приятней. Ведь он смотрит на меня и отчетливо видит перед собой мужчину, ни в чем не уступающему ему ни в силе, ни в физической подготовке, ни во внешнем виде. И между ног у нас у обоих одно и то же. Он не видит только одного – что внутри меня, потому меня можно с легкостью обидеть, оскорбить, повалить на землю, растоптать мои чувства, уничтожить нашу хрупкую дружбу. Где-то в глубине души копошилось чувство, близкое к мести, ответить той же гадкой пощечиной, от которой горит мое собственное лицо. Но… На моем месте так бы поступил любой, кто любил и был отвергнут. Однако вторая часть извивалась в мольбах принять посланной судьбой второй шанс. Нуждался ли я во втором шансе? Если да, то для чего? Чтобы опять жить прошлым, переворачивая прах с места на место, упиваться надеждой, что в один из солнечных дней случится чудо? Я не решился сделать выбор, потому что для первого был не способен, а думать о новом шансе бессмысленно, потому сухо ответил:
– Все забыто. Можешь не думать об этом.
Мои слова пролетели мимо ушей Влада, он ничего не ответил. Сидел, раскачиваясь из стороны в сторону.
Мне стало жаль его, и я пожалел, что так ответил. Наверное, должен был подыскать более щадящие слова, но разве я был виноват? Я себя таковым не считал.
– Я не понимаю, что со мной происходит. Будто внутри, в душе, что-то сломалось. Нет спокойствия. Что ты со мной сделал? – надломленным голосом проговорил Влад.
Вот теперь мне стало понятно, что Влад пришел поговорить обо мне. Как приятно с его стороны ощутить повышенное внимание! Всегда приятно послушать, как ты сломал чью-то жизнь! Я тяжело вздохнул и закатил глаза, намереваясь возразить ему, что Влад сам накрутил себе ненужные проблемы (настоящие проблемы у меня), но не успел и рта раскрыть.
– Мне так жаль, что мы разругались.
– Мы? – все-таки съязвил я.
– Я, – согласился он. – Почему мы не можем дружить как прежде?
– Почему не можем? Можем, все зависит от тебя.
– Я тебе все еще… – на этих словах Влад помедлил, потер лоб и, собравшись, спросил: – Нравлюсь?
– Нет.
Наступила тишина. Я надеялся, что успокоил
