– Интересно? – спросил Пьеро, засовывая руки в карманы.
– Не представляешь себе как! – Я повернулась к плакату. На нем был изображен эвакуационный план. Мне захотелось заплакать и убежать домой к маме.
С невозмутимым видом я рискнула пойти в наступление. Еще раз мысленно воспроизводя приготовленную речь, я открыла рот.
– Ты влюбилась в меня, – перебил он.
– Что???
– У тебя на лице написано.
– А на моем лице не написано «не пошел бы ты в задницу!».
Еще чего! Чтобы я влюбилась! Самодовольный индюк! Надо было расколотить очки об его голову.
– Отличная идея! Но после того, когда узнаю, зачем ты была в моей гримерке?
– Я? В твоей гримерке? Что за бред?
Пьеро молча вынул руку из кармана и показал мне золотую сережку. Я потянулась к ушам, и лучше бы мне сейчас провалиться под землю. Одной не доставало. От испуга кровь хлынула вниз от лица.
– В свитере зацепилась.
Я пятилась назад, беззвучно хватая ртом воздух. Пьеро надвигался медленными шагами, загоняя меня в угол. Нет, я не умру в бумажном ворохе, меня задушат большими сильными руками. Максим прибежит слишком поздно, найдя меня со сдавленным горлом. «Можешь здесь вообще не появляться!» Брошенные со злостью слова Удальцова станут пророческими…
– Я надела твой свитер, – промямлила я, делая шаг назад.
Он молчал.
– Потом очки, использовала твой одеколон. – Я не слышала саму себя, зато по коридору раздавались удары моего сердца. – Я кривлялась перед зеркалом, изображая тебя. – Еще шаг и уперлась спиной в стену. Я в тупике. Почему-то перед смертью вспомнился фрагмент из фильма «Д'Артаньян и три мушкетера», где происходила казнь миледи. «Я стреляла в лошадь!» – кричала она.
Пьеро уперся руками о стену за моей спиной, замыкая сдавливающий круг. Его лицо так близко с моим, большие бездонные глаза, гипнотически влияющие на меня. Я забыла как дышать. Забыла, где мы находимся, о том, что говорили друг другу. Только этот парень и мое желание, сигналом пульсирующее в висках. «Поцелуй меня», – умолял мой внутренний голос. Если он опустит руки и развернется, я догоню его и наброшусь сама. Пожалуйста! Пьеро нежно, как бы спрашивая разрешения, дотронулся губами до моей щеки, затем до второй. Я громко выдохнула и потянулась к нему, прижимаясь к мужским бедрам. Он продолжал удерживать меня лишь одним взглядом, не прикасаясь руками, поэтому я свободно могла убежать. Скользнул по уголкам моих губ, в то время как моя рука предательски отделилась от тела и запуталась в его темных волосах. Тогда он поцеловал меня по-настоящему. От этого чувства я потерялась… Закружилась голова, и я, словно умерла, дабы ожить снова. Все мое существо сосредоточилось на парне, за которого я цеплялась, будто стояла у самого края пропасти.
Меня вернул голос брата, окликнувший со стороны. Встрепенувшись, я нырнула под кольцо рук и быстрым шагом пошла на зов брата.
Оставляя Пьеро позади, я твердила себе не оборачиваться. «Просто иди вперед», -говорила себе. Но я нарушила завет. Повернув голову, встретилась с темным взглядом. Пьеро стоял неподвижно и не улыбался.
– Ты что там делала? – спросил меня с улыбкой Макс.
– Где?
– Ну, там, в коридоре, с Пьеро?
– Ничего, мы разговаривали.
– А я думал, вы целовались.
И заржал на всю машину, да так громко, что водители с соседнего потока высунулись из окон.
Часть 6. МАКСИМ
Мы вошли в просторное нежилое здание. В большие окна со всех сторон прорезалось солнце, а в столпах света кружилась пыль.
– Ого! – Я прикинул в уме весь масштаб предстоящей работы. – То есть все эти стены тебе необходимо расписать в установленный срок? – спросил я, поковыряв холодную штукатурку пальцем.
– Ага, – Артем кивнул.
– Да, это тебе не песни петь!
– Брось! – Он вскинул голову. – Никто так не умеет петь как ты. К тому же музыка является главным вдохновением. Я никогда не работаю без нее.
– А как же те пышнотелые дамочки с твоих древних книжек? – Я подмигнул ему. – Женщины всегда вдохновляли художников, скульпторов, музыкантов. Они сначала влюблялись в источник вдохновения, боготворили их, а потом искали другой, не так ли?
– Да, женщины прекрасные создания. И они меня вдохновляют, это так! Что ты поедаешь меня взглядом? – Артем засмеялся. – Женщина или мужчина, красота, как и любовь, не имеет пола. Потому что в первую очередь она рождается здесь, – он ткнул пальцем мне в грудь, в область сердца. – И я должен увидеть ее. Она или есть, или ее нет.
– А я? Что я значу для тебя?
– Ничего. – Артем засмущался, и легкий румянец окрасил щеки.
– После таких напыщенных слов ты говоришь, что я ничего не значу. Я правильно понял?
– Здесь просто потрясающее освещение! – Он поплелся дальше, разглядывая просторные залы. – Надеюсь, моя задумка сумеет соотнести в себе элементы роскоши и простоты. Чтобы каждый присутствующий, заходя в помещение, чувствовал, что попадает в иной мир, доселе незнакомый ему, но при этом отражалось бы простое ощущение легкости, комфорта. Кстати, о женщинах? Ты слышал, почему мужчины предпочитают на красивых и дорогих женщин просто глазеть и пускать слюни?
– Нет, – буркнул я, обидевшись на него. Как же неприятно прозвучали его слова. «Ничего».
– Они сравнивают их с дорогой мебелью, дорогой одеждой, которую жалко использовать, жалко марать, порвать. Поэтому оставляют покоиться в магазинах, а сами предпочитают лежать на старом продырявленном диванчике в стершихся домашних трениках. Так вот, я хочу, чтобы мои работы были роскошны, но их хотелось использовать без страха, даже больше скажу, – со страхом не использовать.
Я молча расхаживал поодаль от него, делая вид, что ужасно устал. Нет, я не привлекал к себе внимания, просто в голове не укладывалось.
– Ты обиделся? – с легкой улыбкой поинтересовался Артем.
– Нет, я никогда не обижаюсь.
Он подошел и, подтянувшись, чмокнул меня как ребенка в висок. Его небесные глаза лучились, и я не мог понять, как, имея это в глазах, я «ничего» не означал.
– Я прощен?
– Думаешь отделаться детским поцелуем?
Я взял его лицо в свои ладони и принялся дразнить его восхитительные полные губы. Как же мне нравилось это проделывать с ним. Алые, истерзанные, припухшие. Они сводили меня с ума! Рукой я пробрался под пальто и накрыл ладонью его пах. Я знал, что тоже свожу Артема с ума, об этом говорило его тело. Расстегнув молнию, провел пальцем по напряженному члену.
– Нет! – Он с силой оттолкнул меня и отскочил на безопасное расстояние. – Нет!
– Почему? – Я сделал пару шагов навстречу, протягивая ладонь вперед, как будто держал кусочек еды для запуганного голодного зверька.
– Только не здесь! Я тебя очень прошу! Максим, отойди от меня назад. Дай мне прийти в себя.
Конечно же, я не послушался его. Сокращая между нами дистанцию, рассчитывал на его капитуляцию. Хотя бы для того, чтобы поговорить, выяснить что произошло. Обычно Артем набрасывался на меня, забываясь о нормах приличия.
– Нельзя, чтобы эти стены впитали то, что могло произойти сейчас. Они запомнят твой запах, твои стоны, я после не смогу работать. Что я покажу заказчику? Во что я все это устрою?
– Но дома же ты рисуешь? Со мной или без меня. Объясни, что сейчас произошло такого, что так напугало тебя? Ты поэтому не рассказывал о кофейне?
– Да. Я не смогу объяснить. Еще слишком рано для тебя. Ты ничего не поймешь!
– Каким образом я влияю на эти гребаные стены? И те стены, которые ты возводишь перед собой, отгораживаясь от меня?
Я перешел грань, оказываясь наравне с ним. Он моргал глазами и водил языком по пересохшим, истерзанным губам.
– Ты слишком близко, бога ради, вернись назад. Единственное, что у меня есть это работа. Прошу, оставь ее мне.
Сцепив его руки за спиной, я вжал Артема в холодную штукатурку.
– Тогда после сделай то, что привык. Скажи, что мы
