– Зачем ты так? – Он дрожал.
– Если я для тебя ничего не значу, зачем ты со мной? Больше не нашлось желающих терпеть твои несносные капризы?
Артем подергался маленько, но тут же обмяк, перестав бороться. Затем склонил голову мне на плечо, и я ослабил хватку, осознавая, что перегнул палку. Он обвил мою шею руками и припал в жарком поцелуе. Стоило ему коснуться меня, как я мгновенно забывал все на свете. В каком-то сумасшедшем порыве Артем начал освобождаться от верхней одежды. Я вообще ничего не понимал. В голове сумбурно проносились слова: «работа», «стены запомнят», «они безжизненны», «иллюстрации к учебникам». Когда мы познакомились, он писал по-другому. Мне нравились старые работы, я находил их оригинальными и мастерски выполненными. Но сейчас от старых работ не осталось и следа, куда они подевались, знал только сам художник. Я вспомнил, как после нашего первого секса, он лихорадочно переставлял все с места на место. А потом…
– Одевайся! – приказал я.
Он послушно, как сумасшедший, оделся. И уже ждал новых распоряжений. Это нежилое помещение находилось недалеко от его мастерской. Поэтому, взяв Артема за локоть, потащил туда. Всю дорогу он молчал, не задавая вопросов и не сопротивляясь.
Когда мы зашли в мастерскую, я окинул взглядом работы. Безусловно, от старого почерка ничего не осталось. Это больше не напоминало тонкое восприятие мира неуверенным юношей, а чувствовалась рука сильного и волевого мужчины с жестким характером. Я бросил взгляд в его сторону. Мужчина с характером, закусив губу, переминался с одной ноги на другую. Я пересилил накатывающую волну смеха, оставаясь серьезным и устрашающим.
– Раздевайся! – снова приказал я.
Он вопрошающе поглядел на меня.
– Что смотришь? Раздевайся!
– Полностью?
– До брюк.
Я искал одну единственную вещь, которая могла расставить все по местам. Найдя, кинул ее Артему:
– Надевай!
Это была та самая белая растянутая майка. Сейчас Артем сливался с ней своей бледностью. Он, казалось, не дышал. Я взял кисть и макнул ее в гуашь. Подойдя к нему, размазал краску по ткани. То же самое проделал с его запястьями.
– Что ты делаешь?
– Хочешь сказать, что не понимаешь? Или не помнишь?
– Что тут помнить? – Он оглядел себя. – Я так выгляжу всегда.
– Не прикидывайся!
Я принялся раздеваться. Избавился от обуви, стянул джемпер, футболку из-под него, расстегнул ремень и молнию на джинсах и снял их вместе с бельем. За моими движениями Артем следил, не моргая. Его затуманенный взгляд блуждал по моему обнаженному телу: сбилось дыхание, пальцы судорожно сжимались. От меня не ускользнуло ни одно изменение в его поведении.
– Господи, ты сумасшедший! – не отрываясь от меня, произнес он.
– Поднеси пальцы к губам.
Он засмеялся, но повиновался:
– Я не подозревал, что ты помнишь все в мельчайших подробностях.
Я провел рукой по его щеке. Артем закрыл глаза и прижал ладонь.
– Нет, опусти руку. Ты можешь не шевелиться? – попросил я.
Теперь в художника перевоплотился я. Водил пальцами по его бархатной коже, рисуя свое первое произведение. Шея, плечи, выемки на ключицах, красивые руки. Я потянул злосчастную майку вверх. Гладкая грудь, мышцы вибрировали под кончиками моих пальцев, я скользнул к низу живота, ощущая, как все его существо стянулось в нервный комок. Встав на колени, медленно расстегнул брюки, спуская их вниз. Я продолжал рисовать его силуэт одними пальцами. Одна рука Артема легла мне на плечо, а вторая стянула волосы на макушке. Как же мог забыть? Я поцеловал его запястья. И вернулся к тому, с чего начал, но к самому сложному, – лицо. Шелковистые пряди волос, чуть сведенные брови. Разгладил морщинку на переносице, очертил контур любимых губ. Что скрывать, мое искушение стало моим шедевром.
– Тогда все было иначе, – почти беззвучно прошептал Артем, все еще прикрывая глаза.
– Я изменился.
– Ты помнишь свой первый раз? – Артем первым нарушил тишину. Мы долго лежали, распростершись на полу и прислушиваясь к дыханию и биению сердец. Я поглаживал его по волосам.
– Смутно.
– На что это было похоже? – Он переплел наши пальцы.
– На старую черно-белую фотографию в старом, пыльном альбоме. Так выглядит мое воспоминание. – Перебирая его пальцы, ответил я, скрывая истину. Сейчас не время вспоминать мои прошлые развлечения и идиотские фантазии, за которые мне стыдно.
– Я свое очень хорошо помню. И никогда не забуду.
– Ты же помнишь, что солгал мне?
– В чем?
– Что у тебя уже кто-то был.
Артем уткнулся носом в мое плечо, и я почувствовал, как он улыбается. Я потянул его голову за волосы, чтобы посмотреть в глаза, – они блестели. Врунишка! А я осел, слепой осел.
– Теперь все расскажешь? – скорее, попросил, чем спросил я.
– Только не смотри на меня, ладно? Я волнуюсь и боюсь напутать.
– Хорошо, – пообещал я и, запечатлев поцелуй на его лбу, устремился взглядом в потолок.
– Эти проекты для людей, они придут в заведения веселиться, есть и выпивать, получать удовольствие. И никого из них не волнует, кто трудился над фреской, что вкладывал, с каким трудом. Рука автора невидима и безмолвна. Конечно, вдохновляясь, я вкладываю во фреску часть своей души. Включаю музыку, радуюсь новому дню, небу над головой, солнцу, красивым лицам прохожих. Радуюсь своей жизни. Это и есть мое вдохновение, но это не означает, что я сижу и жду, пока оно соизволит на меня снизойти. Вдохновение, как аппетит, приходит во время работы. С каждым днем оттачивая свое мастерство, я также вдохновляюсь успехом, результатом, тем, что получилось сейчас, если раньше оно не давалось.
Он остановился. Но, помолчав, продолжил:
– Ты помнишь свою музыкальную школу?
– Конечно.
– Помнишь, что в левом крыле была художественная?
– Да.
– Проходя мимо одного из ваших классов, меня внезапно пронзило стрелой. Я услышал чудесный голос мальчика. И влюбился, ослепленный искренностью и чистотой звучания. Я не умею петь, но Бог вознаградил меня счастьем слышать прекрасное. Я прижимался к стенке и слушал. Не зная, кому голос принадлежит, я рисовал в своем воображении облик мальчика. В нем не было ничего земного, он казался мне небесным созданием. И не дожидаясь, когда он выйдет из класса, убегал, чтобы не испортить образ. С каждым разом он становился четче и ярче. Позже я услышал имя, произнесенное учителем. Я приходил снова и снова. Однажды, замешкавшись у дверей, я зажмурил глаза, когда она распахнулась, и на пороге показался мой небесный ангел. Не доверяя собственным глазам, я накрыл их ладонями. Пытался убедить себя, что скоро все закончится, но его шаги остановились вблизи, и он отнял мои ладони от лица. «Почему ты плачешь?» Не плачу, ответил я, просто что-то попало в глаз. «Давай посмотрю, но сначала открой глаза». Я до сих пор помню твою улыбку, – Артем описал пальцами мои губы, очертил подбородок, – как ты мягко приобнял, взял в ладони мое худое лицо. Внимательно посмотрев, с умным видом сказал, что все в порядке, там ничего нет.
Я слушал рассказ Артема, и мне хотелось прижать его к себе, такого маленького и беззащитного. Если бы я только помнил то, что застряло в его памяти, смог бы разделить его волнение. Я обнял его за плечи и потерся щекой.
– Нет, не смотри на меня. – Он спрятал лицо.
– Хорошо-хорошо, прости, я забыл.
– Один раз какие-то мальчишки из вашего крыла стали смеяться надо мной, подшучивая, что я влюбился в тебя, раз неизменно прибегаю подслушивать твои занятия. Обзывали, щипали и толкали, говорили, что не могу дать сдачи, что должен бежать за мамой. Они выхватили мою сумку и растрясли все. Я не заплакал, но было невероятно обидно, ведь я им ничего дурного не сделал. Внезапно из-за моей спины появился ты и разогнал их, как стайку ворон. Спокойно опустился на колени и помог мне собрать вещи. Представляешь, я сразу не понял, по-настоящему это произошло или в очередной раз в моей голове.
Артем затих. Я медленно приходил в себя. Это больше походило на сюжет фильма со мной в главной роли, но меня абсолютно никто не предупредил, что снимают кино.
– Я мечтал о тебе с тех пор. Те долгие годы обучения, что я проводил в слепой надежде, хоть одним глазком увидеть тебя, были самыми лучшими. Больше стоять под дверьми мне не довелось, – мы стали взрослыми, – и я
