Он поднялся и посмотрел мне в глаза. Я замер, договариваясь с собственным сердцем остановиться, чтобы не спугнуть Артема. Я то и дело, что изредка хватал воздух ртом, вспоминая, что нужно дышать. Понимая, к чему он подводил, боялся услышать то, отчего стыла кровь.
– Ты не мое вдохновение, Макс. Все, что я делаю, это для тебя, ради тебя. Я посвятил свою жизнь еще тому мальчишке, а сейчас взрослому мужчине. Ты не мое вдохновение, Максим, ты моя любовь. Я люблю тебя!
Слова… Простая фраза из трех слов, но сказанная в самую сокровенную минуту, когда истома блаженства вытеснила здравый смысл. Что лучше? Жить во всезнающем молчании или произнести слова, ставящие жирную точку? Естественно, я знал и без слов, что он любит. Но пока признание тайком ютилось в его сердце, оно было прозрачным и неосязаемым. Сейчас же на кону стояли наше счастье, мой выбор и моя жизнь, то слова повисли острым лезвием над головой. Я вспомнил свое неуместное признание Владу, вырвавшееся бессвязным потоком. «Кажется, я давно люблю тебя». Я так и сказал, что в голове, то и слетело с языка. Теперь я стоял по ту сторону и слушал речь влюбленного мужчины, с блеском в глазах готового принести себя в жертву. Вины Влада не было ни в чем: он не мог ответить взаимностью на пугающие его чувства, я не мог заставить его перечеркнуть все принципы и вслепую подчинить своей воле. Он поступил верно, покинув мое общество. Кроме этого, он остался верен самому себе и честен со мной. Я же, наоборот, солгал всем: Владу, Артему и себе.
Слова воскрешают или убивают. Клятвенно пообещав не отпускать Артема, призвав на помощь прошлое, утратив рассудок от крышесносной страсти, я взвел курок и произвел контрольный выстрел по самому себе. Запустил эгоистичные пальцы в его бедное юношеское сердце, до трепета сжал и вырвал, унося с собой, пока собственное обливалось кровью. Я не устроил хорошую трепку в кофейне Владу за нанесенное оскорбление, осознавая, что не причиню боли любимому человеку, но с удовольствием смаковал боль и страдание мужчины, который любит меня. И чтобы окончательно все загубить, не колеблясь, на одном дыхании выпалил:
– Я тоже тебя люблю!
Артем растянулся на моей груди. Я погладил подрагивающую спину и для верности поцеловал его запястье, не разжимая сцепленных пальцев.
– Не говори неправды, – он говорил тихим, но очень твердым и уверенным тоном. – Ты не любишь меня. Но это вовсе не важно. Моей любви так много, что хватит на двоих. Только будь со мной и никогда не отпускай.
– Почему ты не веришь? Я сказал правду, люблю тебя.
Он ничего не ответил, прикрыл ладонью мой рот и сделал указательным пальцем знак «тсс!», погладив по щеке.
Во мне боролись две половины. Одна собирала вещи и трусливо на цыпочках покидала комнату, вторая, такая слабая, подавала сигналы, но из-за ее тихого голоска я почти не слышал ее. Артем знал, даже не предчувствовал, а именно знал, что я нагло лгу ему в лицо. Что же это, слабость или сила? Слабость быть зависимым от человека и вверить ему свою жизнь, нести любовь сквозь время? Или сила положить бесценный дар – собственную жизнь – на алтарь лжеца? Я тоже нес свою любовь к Владу, но отвергнутый больше никогда не осмелился бы попытать счастье второй раз или бродить поблизости дома Влада, обивая пороги его принципиальности и нравственности. Я был слишком горд, чтобы ползать. Что это, тоже слабость или сила? Смог бы я сотворить подобное? Хватило бы моей любви на двоих? Рядом с хрупким телом Артема я ощутил себя ничтожным человеком. В нем было гораздо больше гордости, чем во мне. Он любил и готов был совершать безумства для меня, пусть я и был подлым ничтожеством. Я накручивал сопли на кулак, барахтаясь в остатках растоптанной гордости, не способный контролировать течение жизни. Нет, это не он должен говорить мне о любви, а я должен просить о ней, молить, умолять. Не понимая, что за неизвестное чувство пробуждается во мне, я с остервенением начал целовать Артема, шептать слова любви, прощения, просил поверить, обещал быть всегда вместе, чтобы ни произошло, сжимал в объятиях, что чувствовал каждую его косточку.
Часть 7. КСЕНИЯ
«Во исполнение приказа Генерального прокурора Российской Федерации докладываю, что за запрашиваемый период…»
Я устроилась за свободным компьютером, пока работник на весь день уехал в суд, но на мониторе кроме худо-бедной строчки ничего не выходило. Набрав текст в сотый раз, я опять его удалила. Понятное дело, не направив докладную в областную прокуратуру в установленный срок, никто по голове не погладит. Но разве это мои заботы? Разве это не задание Удальцова? Во всем виноваты магнитные бури или я сошла с ума.
Сегодня с утра я зашла в кабинет Удальцова за новым заданием. Еще поднимаясь по высоким ступеням здания, меня не покидало чувство, что я совершаю ошибку, но в чем понять не смогла. Само здание, пролеты этажей, выкрашенные в бежевый цвет стены, низкие потолки – они встретили меня хмуро, с опаской. Даже работники, бегающие по коридорам и с которыми я привыкла здороваться, смотрели по-особенному. На некоторых я в недоумении обернулась, вспоминая имена. Я их словно не узнавала. Внутри поселилось ощущение, что я зашла в это мрачное здание просто что-то спросить и через десять минут навсегда его покину.
Я нерешительно постучала в дверь к Удальцову, хотя она была открыта.
– Здравствуйте!
– Привет! – подозрительно мягко сказал он. – Как дела?
– Спасибо, все хорошо.
– Как выходные?
Я помолчала, скосив глаза на свои руки. За меня ответила реакция лица,
