– Мы уходим!
7Это была странная процессия.
Одноглазая девочка в диггерской юбке и тряпке вместо майки, не расстававшаяся со своим единственным секачом. И большеглазый парнишка с вытянутым лицом и густой пепельной шевелюрой. Они сразу подружились и теперь не расставались ни на минуту. И постоянно о чем-то шептались, а иногда, забываясь, начинали говорить в голос. Взрослые на них шикали, они оба синхронно и виновато кивали головами и тут же продолжали обсуждение каких-то очень важных тем. Эта странная парочка, отгородившись своей внезапной дружбой от страшного прошлого, свирепого настоящего и не обещавшего ничего хорошего будущего, были, быть может, на данный момент самыми счастливыми людьми в Муосе. Не было сомнений, что они хотели бы взяться за руки, не будь эти руки заняты тяжелой ношей. И ветерок счастья, веявший от смешноватой парочки, чудным образом разгонял тучи в душах сопровождавших их хмурых взрослых.
Крепкий молодой мужчина с лицом простака, которое кое-где пересекали слишком ранние морщины. Рядом с ним молодая мулатка, глаза которой не просыхали от слез. Они оба потеряли свои половинки. Они не говорили друг с другом об этом, просто как-то само собой стало понятно, что им суждено стать мужем и женой, чтобы попытаться заменить друг другу тех, кого они потеряли.
И возглавляла это шествие женщина с болезненно-белым лицом и короткими седыми волосами. Она была еще молода, но присутствовало в ее образе что-то такое, что даже старому человеку не позволило бы обращаться к ней на «ты». Она знала, что конец ее пути близок. И дело не только в болезни, выбелившей лицо этой женщины и сделавшей неестественно бледными ее губы. Просто она чувствовала близость конца и относилась к этому очень спокойно. Череда жизненных катастроф, сотрясавших ее душу за время не такой уж длинной жизни, наконец-то выбила из ее сознания все временные цели и фальшивые идеи. Боль от разочарований, утрат и собственных ошибок выжгла в ней все суетное и временное, не оставив там почти ничего, кроме маленькой, но драгоценной крупицы вечного, над которой смерть не властна. И теперь, оборачиваясь назад, она видела такие же яркие крупицы во многих людях, которых в этом мире уже нет: Вячеслав, Джессика, кинг Эрик, Паук, ее родители. Наконец-то она твердо знала, куда ей идти и что делать дальше, и именно поэтому ей все же было немного тревожно от того, что времени на это у нее остается все меньше.
Наконец-то они пришли. Какой-то патологический страх с самого детства не позволял ей, исходившей вдоль и поперек весь Муос, зайти именно сюда. Она заставляла свое измученное, пораженное лейкемией тело двигаться быстрее, потому что она сейчас как никогда прониклась смыслом кем-то сказанной фразы: «Есть такое счастье, как дорога домой». Вот эта дверь, к которой она шла почти всю свою жизнь: обычная ржавая бункерная дверь, на которой не столько читалась, сколько угадывалась сильно облупившаяся надпись «Мегабанк». Сильное плечо Пахи привело в движение мощный доводчик двери, и она с громким скрипом открылась. Так и должно было быть – это помещение осталось необитаемым с момента трагедии, сделавшей его безлюдным. Кости и черепа на полу не пугали – ведь это останки родных ей людей, Вера и ее спутники за сегодня-завтра захоронят их. Вера осторожно прошла по холлу, чтобы не потревожить прах этих давно убитых, и подошла к еще одной двери.
Входя, она даже зажмурилась, потом включила фонарь и несколько секунд постояла, не открывая глаз и дожидаясь, пока сердце хоть немного угомонится. А когда открыла глаза, не удержала восторженного возгласа:
– О Господи!
Как будто последний раз в своей квартире она была только вчера. Герметичные двери, идеально продуманная система вентиляции, почти нулевая влажность, отсутствие света сохранили дом ее детства в неизменном виде. Заправленные кровати, на которых, казалось, оставалась примятость от ее маленькой попы, нетерпеливо ерзавшей в ожидании прихода торговцев из Центра. Недогоревшая лучина в держателе. Сделанные заботливыми мамиными руками украшения на стульях и столах. И конечно же, неповторимый сказочный пейзаж, нарисованный ее талантливой рукой на весь потолок и стену.
Вера стояла, улыбалась и почти физически ощущала присутствие своих родных: папы, мамы, Костика и маленькой Нади, смотревших на нее из другого мира, в котором пространство и время подчинены созданиям Божиим.
– Подождите, родные мои, у меня есть еще здесь дела…
Она не заметила, что в квартире находится кто-то еще. Хынг и Света, задрав головы, осматривали эти художества, которые настолько их поразили, что наконец-то заставили даже их в течение уже нескольких минут молчать. И все же Света не выдержала:
– Ух ты… Здорово… А кто это так нарисовал?
– Моя мама, – с нескрываемой гордостью сообщила Вера.
– Тетя Вера, а можно мы с Хынгом будем здесь жить?
Вера вздохнула и нехотя ответила:
– Ладно, живите. Я другую квартиру заселю.
И тут же спохватилась, возмутившись по поводу того, что эти два недоросля удумали: жить вместе. Еще, может быть, и спать вместе? Но ее опасения пока не оправдались, потому что Хынг и Света стали спорить, кто на какой кровати будет спать, при этом ложась то на ту, то на другую, примеряясь, с какой из них лучше видны нарисованные небо, лес и поле. И все же бывшего диггера, убра и следователя, раскалывавшего цестодов и психологов, трудно было обмануть – она уже замечала в этом с виду невинном ребячьем выделывании друг перед другом зачатки
