— Невинные девушки ночами спят, а не ходят неизвестно где.
— Я замерзла, — проговорила Малика.
Адэр обхватил ее за плечи и притянул к своей груди:
— А так?
— Мне холодно, Адэр!
Он поцеловал Малику в лоб, скользнул горячими губами по щеке. Ладонью повернул ее лицо к себе, коснулся губами ее губ. Малика отвернулась.
Адэр уперся рукой в стену, запрокинул голову:
— Мне тоже холодно.
— Уйдите. Мне надо переодеться.
Адэр взял полотенце и вышел из ванной. Малика скинула мокрое платье, натянула толстый махровый халат. Схватившись за край умывальника, согнулась. Сердце скрутилось от осознания безысходности — она никогда не сможет отдаться своим чувствам. В груди натянулись тонкие струны и зазвенели болью. Малика невидящим взглядом обвела стены, уцепилась за туманную дымку зеркала, надсадно задышала. Только не сейчас… только не при нем…
Адэр стоял возле окна. На широкой спине капельки воды. На точеной талии полотенце, скрывающее бедра.
— Подойди, — сказал он и раздвинул шторы.
Малика приблизилась. Адэр притянул ее за руку, повернул лицом к окну, обнял сзади. Ночью, в непрозрачном стекле заметно не то, что происходит снаружи, а все, что делается внутри, внутри комнаты… и сердца. В окне были видны пшеничные волосы, прильнувшие к черным волосам, широкий лоб возле родинки-звездочки на виске, упрямый подбородок на хрупком плече, упругие губы возле смуглой щеки, измученный взгляд, устремленный в потухшие глаза.
— Если плебейка выходит замуж за высокородного мужчину из Тезара, — зашептал Адэр, — она не становится графиней или маркизой, или княгиней. Она остается плебейкой… Если она выйдет замуж за короля — короля не будет… Ее муж — граф, маркиз, виконт — покидает государственный пост. Знатная фамилия теряет положение. И о семейной чете забывают. Их дети и внуки — всего лишь дети и внуки маркиза и простолюдинки — смотрят из окон родовых замков на правительственные кортежи, слушают рассказы о балах, скачках и маскарадах. А маркиз вспоминает почтительные взгляды, залы и коридоры дворца. Он смотрит на своих детей и внуков и понимает, что из-за собственной слабости лишил их всего. Лишь правнуки вправе претендовать на титул, если не успеют опуститься на самое дно. Правнуки, которых маркиз вряд ли увидит за столом Совета. И знаешь почему? Единожды выпав из верхов, знатной фамилии почти невозможно подняться.
— Зачем вы это рассказываете?
— Я хочу, чтобы ты боялась. Каждый день, каждую минуту боялась уничтожить человека, готового ради тебя на всё.
Малика опустила голову.
— Скажи честно, — вновь прошептал Адэр. — Ты была у Вилара?
— В архиве.
— Потом?
— Потом… у Иштара.
Пальцы Адэра больно впились в тело:
— Зачем ты к нему бегаешь?
— Через год Иштар станет хазиром Ракшады.
— И что?
Малика повернулась к Адэру:
— Вы не поняли? В вашем замке находится будущий законный правитель Ракшады! Я вновь перечитала их законы.
— Говори.
— В Ракшаде, как и в любой стране, есть закон о наследии трона. Если хазир в течение десяти лет не производит потомства, он обязан передать бразды правления следующему за ним брату. А если такового не имеется, то правит до последнего вздоха, и этот вздох будет последним для правящей династии.
— Шедар правит девять лет?
— Девять лет и три месяца.
— Это ничего не значит. Не сегодня-завтра он женится. Появятся потомки.
— Не появятся, — произнесла Малика. — Шедар бесплоден.
— Не говори ерунду.
— Почему у него до сих пор нет детей? У него самый большой за всю историю Ракшады гарем, а детей нет! Он давно узнал о своей слабине и, чтобы не вызывать подозрений, окружил себя мифом о мужской ненасытности. По закону у хазира может быть бессчетное количество наложниц, но жена одна. Шедар пытается найти ту, которая сможет понести от него.
— Значит, через девять месяцев на престол должен взойти Иштар. И тут, как нельзя кстати, он попадает в плен. Ирония судьбы, ей Богу. — Адэр взъерошил влажные волосы, потряс головой. — Что он говорит?
— Твердит о величайшей чести умереть от руки хазира. Он находится будто под гипнозом. — Малика посмотрела в окно; небо посерело, через час взойдет солнце. — Скоро суд.
— Который выдворит Иштара из Грасс-дэ-мора.
— Адэр, подумайте. Он может взойти на престол…
— Ну, а мне-то какое дело?
— Вы даруете ему жизнь. Он никогда этого не забудет.
Адэр сверкнул глазами:
— А когда ты успела забыть, через что мы прошли?
— Вы прослывете милосердным правителем.
— Плевать я хотел на пустые имена. — Адэр поднял с пола туфли, перекинул через плечо рубашку и брюки. — Парень! Идем!
— Прошу вас, подумайте! Вы не из тех, для кого мелкие личные интересы важнее сострадания.
Вскинув руку, Адэр уперся пальцем Малике в грудь:
— А я требую, чтобы мелкие личные интересы правителя ты ставила выше безграничной жалости к подлецам и подонкам. И на суде ты будешь вести себя, как справедливый судья, а не как плаксивая девица. И проголосуешь, как я хочу, а не как хочет твоя сердобольная душонка. Ты поняла? Не слышу ответа.
— Да.
Адэр открыл дверь.
— Каждый раз, когда я говорю вам "да", внутри меня кричит "нет", — произнесла Малика. — И чем чаще вы требуете от меня "да", тем сильнее мое "нет". Рано или поздно оно возьмет реванш. Оно разрушит мое единство и станет моей темной частью. Не надо меня ломать, Адэр.
— Ты сама себя ломаешь.
Безжизненная тишина поглотила звук шагов правителя и недовольное ворчание звереныша.
Утро на удивление выдалось солнечным и теплым. Откуда-то взялись горластые стайки серых пичуг и реденькие тучки назойливой мошкары. Из влажной земли к прозрачному лазурному небу потянулись тонкие травинки.
Иншвид отказался присутствовать на суде и, скрестив руки на груди, смотрел из окна гостевой комнаты на осыпающийся сад. Словно повинуясь безжалостному взору, вдруг поникли травинки, шар насекомых разорвался в лохмотья, наивные пташки вспорхнули и исчезли в промозглом небе, замок овеяло дыханием угасающей осени.
Иншвид посмотрел на часы, уселся в кресло и закрыл глаза.
Шестнадцать советников, восседая за круглым столом, посматривали на Лаела. Орэс с видимым спокойствием пролистывал бумаги. Отказ Иншвида от участия в судебном спектакле был ему на руку. Не надо ломать комедию, строить из себя грозного судью и растягивать обсуждение проступка Иштара на долгие часы. Достаточно выдвинуть обвинение и выслушать приговор из уст каждого советника.
Лаел посмотрел на часы и сложил руки поверх документов.
Малика вглядывалась в лица советников. Никто из них, за исключением Крикса, Анатана и маркиза Ларе, не догадывался, через какой ад прошли она и Адэр. И пребывая в неведении, они собирались судить Иштара лишь за то, что он неоднократно нарушал границу, содержал бандитский лагерь и покупал рабов. Несомненно, этого было достаточно, чтобы приговорить его к смерти, не здесь — в Ракшаде. Ее голос против шестнадцати не имеет никакого значения — Иштар будет выдан брату. Однако сердце женщины многогранно и непредсказуемо — порой прощает тех, кто сильнее всех ранил, и часто наказывает того, кто предан всей душой. Малика старалась не думать, что ждет ее
