Томас тряхнул головой, избавляясь от дурных воспоминаний, что подрывали боевой настрой. «Да, мне пришлось несладко, — попытался взбодрить себя он, — только это не повод унывать или жалеть себя. Я же боец! Я должен сражаться, как настоящий воин, а не вгонять себя в отчаянье! И точка!» — для пущего эффекта человек отвесил себе смачную пощечину, способную привести любого в чувства.
Чтобы больше не позволить плохим мыслям закрасться в голову, Мальком решил немного отвлечься: он с наигранным любопытством принялся разглядывать двухэтажные каменные здания, которые, на первый взгляд, ничем не отличались друг от друга. Приглядевшись к ним, Томас понял, что ошибся. На одних окнах красовались натянутые шкуры животных, на других были вставлены толстые мутные стекла. Но также человек заметил то, что стены некоторых домов украшали сложные узоры, вырезанные прямо на камнях.
«Похоже, украшение — это своеобразный способ показать свой статус», — пришел к логичному выводу Мальком, удивляясь красоте диковинного растения, обвивающего небольшой одноэтажный дом подобно плющу. В глаза бросились нежно-розовые лепестки его цветов, что мягко, словно на ветру, покачивались вверх-вниз, будто старались ввести в транс тех, кто решил полюбоваться ими. Наблюдая за их легкими движениями и вдыхая необычно сладкий и приятный аромат, перебивающий стоявшую вонь, Томас начал испытывать чувство блаженства и умиротворения. Ему еще никогда прежде не было так хорошо, как сейчас: все проблемы, терзающие его разум, отошли на второй план, уступив место новым ощущениям.
Лепестки цветков необычного растения продолжали покачиваться в незамысловатом и легко улавливаемом ритме. Мальком не в силах был отвести взгляд от прекрасных бутонов, благоухающих столь божественным и успокаивающим ароматом. Телега с клеткой как раз проезжала мимо домика и настолько близко к нему, что, казалось, можно было протянуть руку и прикоснуться пальцами к диковинной красоте этого мира. Потом они стали стремительно удаляться, пока неожиданно не свернули на другую улицу. Томас почти сразу потерял из виду тот дом с гипнотическим растением, что с необычайной легкостью ввело его в транс.
Человек постепенно начал отходить от пережитого состояния, навеянного специфичным ароматом цветов. Те ощущения, что недавно опьяняли своей яркостью, потускнели и почти забылись, став частью сюрреалистического сна. Приятная иллюзия, которая в короткие сроки рассеивается наступающей на чересчур расслабленный разум реальностью.
В нос ударил острый запах навоза и еще чего-то. Вроде, свежескошенной травы. Томаса слегка мутило, поэтому он просто повернулся набок, подтянув к себе ноги, и попытался осмотреться. Они уже находились не на узкой улице и под вечерним небом, а под крышей и, судя по редкому ржанию лошадей, в конюшне, тонувшей в полумраке. Одной смоленой лампы, что висела на стене возле деревянной двери, явно не хватало, чтобы осветить столь просторное помещение.
К телеге подошел сородич работорговца в простоватой мешковатой одежде, что свободно болталась на нем. Поверх нее был одет когда-то белоснежный фартук, теперь перепачканный жиром и непонятными пятнами мутно-желтого оттенка, которые глубоко въелись в ткань.
Громила подошел к сородичу и небрежно бросил в протянутую руку маленький мешочек с золотом. Тот слегка поклонился и расплылся в довольной улыбке, жестом приглашая пройти внутрь. Но работорговец не двинулся с места; он сначала посмотрел на пленников, а потом заговорил с работником. Между ними сразу же разгорелся небольшой спор, который был моментально улажен несколькими монетами.
И только тогда громила сдвинулся с места, последовав за сородичем. Вместе они скрылись за деревянной дверью, откуда доносились крики, вопли, песни, гогот, музыка и женский визг. Без сомнений — они остановились на ночлег в таверне, ведь больше нигде не может быть так шумно, как здесь. Но весь этот шум нисколько не беспокоил изрядно вымотанного дорогой Томаса. Ему сейчас хотелось сделать только три вещи: помыться, набить брюхо до отвала едой и выспаться на мягкой кровати.
Через какой-то промежуток времени, который Мальком провел в полубредовом состоянии между явью и сном, к ним в конюшню пришел тот самый работник. Он принес пленникам немного еды и бурдюк с водой. Как оказалось позже, вместо воды там оказалось терпкое на вкус вино, что помогло пленникам расслабиться и погрузиться в сон без сновидений.
========== Часть 4 ==========
Утро застало Малькома неожиданно: он проснулся в трясущейся телеге от невыносимо громкого шума, словно огромная толпа людей заговорила вдруг одновременно. Пленник слегка приоткрыл слипшиеся веки, и в глаза ударил яркий солнечный свет, на секунду ослепивший его. Прикрыв лицо рукой, Томас завертел головой, не до конца понимая, где оказался. Вокруг бродили десятки, если не сотни существ, разговаривающие на разных языках. Одни носили пестрые одеяния, выделяющие их на общем фоне, другие одевались неброско, просто и практично, что позволяло с легкостью причислить их к небогатым жителям города. И все они бродили среди лавок с продуктами, тканями, одеждой, снадобьями, травами и прочим барахлом.
«Местный рынок», — догадался Томас, поглядывая на задорных зазывал, бодро и уверенно выкрикивающих заученную рекламу, привлекая тем самым внимание жителей к товару определенных торговцев.
В этот раз громила отправился в дорогу на телеге с пленниками. На рынке было так много народа, что им приходилось ехать очень медленно, при том почти протискиваться — стараясь случайно никого не задеть.
«Черепаха и то быстрее передвигается по суше», — справедливо заметил Мальком, с интересом разглядывая незнакомый товар на прилавках торговцев. Человек понял, что ему еще много чего предстоит узнать об этом мире, прежде чем он сможет освоиться в нем и сойти за своего. Правда, это станет возможным, когда Томас обретет долгожданную свободу.
Миновав наконец-то рынок, они выехали на дорогу, ведущую прямо к амфитеатру. Мальком, проживший большую часть своей жизни среди высоких небоскребов Нью-Йорка, все равно был поражен внушительным размером великолепного сооружения. Здание имело собственную индивидуальность и обладало уникальными чертами, в отличие от тех же безликих многоэтажек, почти ничем не отличающихся друг от друга. И почему он раньше этого не замечал?
Они свернули на другую улицу и поехали по ней, пока не выехали на площадь с помостом, где выстроились в ряд десятки рабов, закованных в цепи. Некоторые стояли гордо подняв подбородок, другие же — с низко опущенными головами. В глазах последних больше не горел огонь жизни, в них читались покорность, смирение… и обреченность.
Вокруг
