В жизни Томасу никогда не приходилось пользоваться такой бритвой, поэтому орудовал ею осторожно, боясь случайно отрезать себе что-нибудь лишнее. Когда он закончил с бритьем, то еще раз ополоснулся. Конечно, не обошлось без небольших порезов, зато теперь он чувствовал себя немного по-другому, хотя, по сути, не сделал ничего сверхъестественного.
Дверь в термы с натужным скрипом широко отворилась. Мальком тут же схватил бритву, готовясь к худшему. В помещение, пригнув голову и чуть не касаясь перемычек рогами, вошел демон. В руке он осторожно сжимал другой пузырек для тела.
— Всего лишь ты, — расслабился Томас и выпустил из пальцев бритву.
«Я намного быстрее привык к нему, когда оказался в этом городе, а потом и здесь, — он поднял с пола пузырьки, встал со скамейки и, прикрывая достоинство, робкой походкой направился к двери. — По сути, я попал в мир, который не сильно отличается от моего: те же правила игры, только все суровее и жестче, больше рамок, ограничений и неравенства. Единственное различие — внешний облик живущих здесь людей. Но к этому можно легко привыкнуть, когда рядом такое творение!» — Мальком кивком поприветствовал товарища по несчастью.
Когда они поравнялись, демон неожиданно схватил Томаса за предплечье и что-то проговорил на своем мелодичном и красивом языке, сильно отличающимся от всех, которые ему доводилось слышать.
— Прости, друг, но я тебя совсем не понимаю, — разочарованно прошептал он, жалея, что нет такой магии, которая могла бы в одно мгновение решить проблему языкового барьера.
Тогда демон нашел другой способ передать смысл своего сообщения без всяких слов: он, продолжая держать Малькома за предплечье, наклонился, коснулся холодными и твердыми, как камень, рогами его лба и что-то невнятно пробормотал на своем языке. Никогда в жизни Томас не чувствовал себя так неуютно, как сейчас: они стояли друг к другу чуть ли не вплотную, абсолютно голые посреди терм. Его и так красное лицо залилось еще большей краской.
Но в следующую секунду все чувства и эмоции отошли на задний план, а на передний вышло приятное ощущение тепла, исходящее от рогов. Но вскоре оно так же внезапно исчезло, как и появилось. В тот же момент демон неожиданно отпрянул от него, как от раскаленной докрасна стали. Томас впервые видел, чтобы в глазах товарища по несчастью отразился неподдельный страх, который быстро сменился удивлением и любопытством.
— Теперь я ничего вообще ничего не понимаю, — разведя руки в сторону, сказал Мальком. Неоднозначное поведение и реакция демона окончательно запутали его, рождая еще большее количество вопросов, а не ответов.
Томас не стал терпеливо ждать, когда товарищ по несчастью снова попробует на языке жестов объяснить то, что хотел сказать словами, поэтому быстро выскочил из терм в раздевалку. Там его ждал с чистой одеждой лекарь, а возле входа, как изваяние, стоял Ург, положив одну руку на эфес клинка. Последний добросовестно выполнял наказ господина, оставаясь невидимым и не переступая дозволенной черты, как хорошо выдрессированная собака, которая выполняла любую команду хозяина без промедления и с полной покорностью, даже если ее заставят ходить на двух лапах на радость другим — идеальный друг человека и идеальный инструмент. Орк был точно таким же прирученным псом, только его не будут заставлять развлекать народ, а будут приказывать убивать или охранять кого-то ценой собственной жизни — такова его роль. И у каждого она своя, какой бы ни была.
«Моя завтрашняя роль — развлечь толпу, жаждующую увидеть зрелищный бой, кровь… и чью-то смерть», — Томас хоть и чувствовал себя бодрым, отдохнувшим и полным сил, но мысли о завтрашнем празднестве тревожили его, вгоняя в депрессию и апатию. Он всеми силами боролся с этим вялым состоянием, но, как бы ни отдыхало тело, разум находился на грани психического истощения.
Мальком взял из рук коротышки чистую одежду и поспешил ее надеть, не переставая размышлять о завтрашнем дне. Последние события заставили его посмотреть на некоторые вещи под другим, не очень приятным для восприятия современного человека, углом. В этом мире ценность чьей-то жизни измерялась очень просто — властью, деньгами, положением. Томас же здесь был никем, а значит, его жизнь стоит намного дешевле тех денег, что за него заплатили на невольничьем рынке. Поэтому, находясь в самом низу «пищевой» цепочки, он — расходный материал, как и те, кто стал по своей воле или по воле случая гладиатором.
«В кино гладиаторские бои казались забавным представлением, воспевающем стойкость и мужественность, или в приключенческих и исторических книгах, но сейчас от одной мысли о них и о том, что мне придется запачкать руки в крови, желудок выворачивается наизнанку, а к горлу подступает рвота!»
Именно так чувствовал себя Томас в данную минуту, надевая поверх голого торса мешковатую рубашку, которую не жалко замарать кровью расходного материала. Тупая боль в животе сменялась режущей, будто кто-то внутри него медленно отрезал по маленькому кусочку от кишок, затем все снова повторялось. Пришлось сесть на скамью, чтобы надеть дрожащими от накатившей слабости руками штаны.
«Успокойся! — мысленно приказал себе Мальком, чувствуя, как медленно погружается в пучину отчаяния и ужаса. — Бесполезными переживаниями делу не поможешь. Надо перестать думать об убийстве. Мне не придется пачкать свои руки в чужой крови. Я веду себя, как девочка, поддаваясь минутному порыву».
Что бы Томас себе не говорил, лучше не становилось. Он позволил разуму зацепиться за единственную мысль, которая показалась забавной, ничего не значащей, как первый незначительный спуск на русских горках, словно тот, кто их спроектировал, заигрывал с тобой и твоими страхами. Воодушевленный тем, что с легкостью прошел первую проверку, бросаешься сгоряча вперед. Но следующий спуск начинается слишком резко, чтобы вовремя среагировать и подготовиться. И вот, летя стремительно вниз, осознаешь, что совсем не готов ко второму испытанию, только вернуться назад уже нельзя и остановиться тоже — ты просто несешься вперед, оказываясь все дальше и дальше от безобидного начала, от безопасной пристани.
Мальком как раз оказался в этой ситуации: позволив одной единственной мысли повести себя, он заблудился в дебрях собственного разума. Это привело его к тому, что секундой позже, не надев до конца штаны, он как подкошенный рухнул в твердые и холодные объятья каменного пола.
========== Часть 14 ==========
— Я не готов, — это были первые слова, сорвавшиеся с сухих губ Томаса, когда он пришел в себя и разомкнул потяжелевшие веки. — Я не готов…
Наставник издал громкий вздох облегчения, чуть тихо смеясь, а потом шепотом спросил, словно боялся потревожить чей-то сон:
— К чему?
— Выйти завтра на арену.
Мальком
