— Ты бывал в других школах мирадонов?
— Нет, я сражался на арене по своей воле.
— Мне же пришлось пройти через одну из них, так как никто не брал под крыло изнеженного эльфами Даэртаура юнца, — Вэон впервые позволил себе добровольно отдаться воспоминаниям, рассказать о своем нелегком прошлом. — За любую ошибку наказывали так, словно ты преступил черту закона и совершил злодеяние. Никто из наставников не останавливался на одних унижениях. Я однажды провел одну луну в маленькой клетке, как зверь. Если бы не мой младший брат, который увязался за мной, наверное, сдался бы и покончил с собой.
Даггарт слушал внимательно и молча, понимая, что ему сейчас доверяют самое сокровенное, самое ценное.
— Лотион, в отличие от меня, обладал гибким умом и хитростью: его наказывали меньше всех рабов и реже лишали еды. Он обладал особым обаянием, присущим ловкачам, ворам и обманщикам. Вскоре хозяин заметил его таланты. И тогда, к моему несчастью, этот господин лично начал заниматься с ним. Только благодаря этому ко мне стали относиться снисходительней, меньше наказывать, чаще делать поблажки.
Вэон ненадолго притих. Он любовался светящимся шариком, который парил над потолком, хаотично летая по комнате. В голове вращалось столько мыслей, столько воспоминаний — не раз он перед сном прокручивал их, силясь понять, почему неразлучные братья, смотрящие на мир одинаково, вдруг стали непримиримыми врагами.
— Мы все реже виделись. Хозяин посылал Лотиона делать грязные дела — добывать информацию, устранять тех, кто мешал, или припугнуть. Он в этом достиг определенных успехов, стал мастером темных дел, а я возмужал, овладел искусством фехтования, выступал на арене, проливал кровь и одерживал победы одну за другой, — на глазах Вэона навернулись слезы. Он продолжил говорить осевшим голосом: — Мы оба запачкали руки в крови. Только я прославил свое имя, а его — боялись произносить вслух, даже шепотом. Я стал гладиатором, опытным воином, а Лотион — наемным убийцей, который брался за любое дело.
— Из-за чего вы стали врагами?
— Об этом я поведаю подробней, — заверил наставник и начал свой длинный рассказ: — Я одержал очередную оглушительную победу на песках арены. Это сделало меня легендой еще при жизни, когда большинство мирадонов становятся ею после смерти, и только чемпионы могли похвастаться тем, что их имена на устах всего королевства.
К моему хозяину все чаще обращались знатные люди с личной просьбой поближе познакомиться с воином, который вскоре будет новым чемпионом Архейма. Мне этот титул пророчили все, кто видел мои выступления, кто видел, как ловко я сражаюсь мечом. А вот мой младший брат все время занимался тем, что отнимал жизни неугодных и представляющих опасность для нашей школы или только для господина. Мы не виделись на протяжении нескольких лун.
В тот день стражники отвели меня не в мою маленькую комнату, а в роскошную спальню. Там меня ждала Элара, дочь знатного эльфа, который занимался торговлей. Она была одета в легкие прозрачные ткани, что выгодно подчеркивали ее стройную фигурку и точеные бедра. В тот день я провел с ней самую чудесную ночь в моей жизни. Наша любовь была вызовом: она была крепче стали, горячее самого жаркого пламени и сильнее любых устоев. Я с гордостью могу сказать, что она — моя первая и единственная любовь.
Ранним утром, выйдя из комнаты, столкнулся в коридоре с изрядно выпившим младшим братом, который недавно возвратился в школу и сразу же напился. Он уставился на меня пустым взглядом, на лице появилось злобная ухмылка, похожая больше на оскал собаки.
«Ты во всем виноват», — проговорил он, качаясь из стороны в сторону и громко икая.
«В чем?» — осторожно спросил я.
«Пока ты здесь развлекаешься с этой знатной шлюшкой, я вынужден делать все грязные дела. Если бы не я, ты бы давно сдох в той сраной клетке, но я ни разу не услышал от тебя даже доброго слова, кроме занудных нравоучений и тех глупых историй Саираэ», — грубо ответил Лотион, скалясь, как голодная псина, готовая вцепиться в жирный кусок мяса.
Я редко злюсь, редко позволяю эмоциям взять верх над собой, но это так сильно взбесило меня — в следующий момент мой кулак встретился с его лицом. Это окончательно вывело из себя моего брата. Он поливал меня грязью, обвинял в том, что из-за меня ему пришлось стать чудовищем, убивать невинных людей вместе с их семьями, если они видели его лицо. В конце концов, мы подрались, разбили друг другу лица, сломали парочку ребер и почти перестали общаться…
— Как по мне, обычная склока, — заметил Даггарт.
— Так и есть, но Лотион винил меня в том, что ему пришлось стать наемным убийцей. Это ожесточило его, убило в нем последние остатки доброты. Он же пошел следом за мной, мечтал о том же, о чем и я — мы крепко держались друг за друга, и это же сделало нас врагами.
— Все равно не понимаю одного: что окончательно превратило вас во врагов?
— Его желание заставить меня страдать так же, как и он, — эти слова давались Вэону с тяжелым трудом. — Лотион винил меня в том, что я сделал его чудовищем, что отобрал право на хорошую жизнь. И чтобы восстановить равновесие, он решил отнять у меня самое дороге — мою Элару. На моих глазах младший брат вонзил ей в спину кинжал, а потом с холодным спокойствием перерезал глотку. Я не смог защитить любовь всей своей жизни, но поклялся, что следующий раз, когда мы встретимся, один из нас будет жить, а другой — умрет.
— Теперь мне ясна твоя боль, что подобна змеиному яду: твой разум страдает, ты отчаянно желаешь избавления, но смерть обходит тебя стороной. Твой единственный шанс излечить свою душу — отомстить младшему брату, — говорил Даггарт, глядя на светящийся шар.
— Я на это надеюсь, — согласился наставник. Он не отрицал, что собирался расправиться с Лотионом. Их больше не связывали братские узы, а единственное, что объединяло — взаимная ненависть. — Наверное, я тебя утомил своим рассказом, Даггарт.
— Нисколько, — по-дружески улыбнулся организатор игрищ. — На самом деле, я пришел, чтобы справиться о твоем самочувствии и рассказать о том, что рогатый иноземец жив и здоров, а вот человека похитили. Не знаешь, почему им понадобился именно он?
— Я не успел сказать, что человек — убийца магов, — виновато проговорил Вэон.
— Настали темные времена. — Даггарт помрачнел, улыбка мигом сошла с его лица. — Одна плохая весть за другой. Арена частично разрушена, один
