— У тебя еще не поехала крыша от одиночества? — Томас давно хотел об этом спросить, да все как-то не решался.
— Ты о чем? — Гай Антоний слегка приподнял бровь и подозрительно посмотрел на собеседника.
— Как ты здесь не сошел с ума?
— Очень легко, — римлянин расплылся в самодовольной улыбке. — У меня давно были проблемы с головой. — И он засмеялся как ненормальный.
— Это многое объясняет, — недовольно закатил глаза Мальком. У его собеседника абсолютно нет чувства юмора — это хуже некуда.
Они прошли, наверное, двадцать с чем-то миль, а черное солнце все нависало над ними, не сводя с них свое единственное око. Томас отчаялся найти того, кто смог бы все объяснить. Может, Гай Антоний выдумал эту душу, ждущую своего часа в этом проклятом месте? Он столько провел времени среди теней, что в какой-то момент не заметил, как тронулся умом.
— О, мой старый товарищ, — прямо из воздуха возник еще один силуэт, который сразу же кинулся обниматься с римлянином.
— И я рад тебя видеть, мудрец! — Они радостно похлопали друг друга по спинам.
— Что тебя привело ко мне?
— В этот раз я к тебе привел новую душу.
Глаза незнакомца загорелись любопытством. Он медленно подошел к Томасу и принялся его осматривать с ног до головы. Его взгляд был цепким, сосредоточенным — от такого ни одна мелочь не ускользает.
— Гай, этот молодой человек будет не из наших скромных рядов, — задумчиво проговорил незнакомец, поглаживая короткую седую козлиную бородку. На его лице проявились некоторые черты: острый подбородок с ямочкой, сильно выступающие скулы, высокий лоб.
— Не может быть, — отмахнулся римлянин. — Опять решил меня разыграть?
— А по моему лицу видно, что я тебя разыгрываю? — обиженно нахмурился мудрец.
— Значит, я еще жив? — переспросил удивленный Мальком, который так легко смирился с мыслью о смерти.
— Несомненно, молодой человек, — отчеканил новый знакомый.
— Объясни мне, как в Илазе оказалась живая душа? — потребовал Гай Антоний.
— Все очень просто, — сделав серьезное лицо, принялся менторским тоном объяснять мудрец. — В нашем — ой, простите, в моем — мире когда-то магия была неотъемлемой частью жизни, но после катаклизма все меньше рождалось детей с магическим началом. Из-за этого начались процессы, которые сильно повлияли на мироздание. Они же переписали многие известные нам правила. Нам пришлось заново изучать мир, познавать его старым добрым методом «проб и ошибок». Теперь же магия снова возвращается. Вы представляете, что теперь происходит? Конечно же нет. Новые правила перестали работать, старые тоже — кругом сплошной хаос, появляется все больше аномалий. И то, что сюда попала живая душа — результат одной из них.
— О-о-о, — многозначно протянул Томас.
— Я сомневаюсь, что кто-нибудь из живых понимает, как опасно возвращение магии. Мироздание изменилось, подстроилось под новые условия, и теперь явно не собирается играть по старым правилам. Оно будет сопротивляться.
— И что случится потом?
— Ничего хорошего, молодой человек, ничего хорошего.
— Я обязан вернуться домой до того, как это случится, — решил Мальком. — Это не мой мир.
— Никто из ныне живущих не осознает опасности. Уверен, некоторые из них это чувствуют, но не могут объяснить. Вообще, предчувствие — весьма странная штука: мы не знаем, откуда оно берется, зато понимаем, что оно позволяет заглянуть под платье мироздания, — мудрец при этих словах тихонько засмеялся, словно кое-что вспомнил из прошлой жизни.
— И что мне до них? Они меня сделали рабом! — возмутился Томас.
— О! Не знал, что сейчас процветает рабство, — удивленно присвистнул римлянин. — В мое время это был совсем другой мир — светлый, открытый, отзывчивый.
— Никакого дела, — не стал возражать мудрец. — Ты им ничем не обязан, но я все-таки хочу тебя попросить сделать кое-что для меня.
Мальком покачал головой, тяжело вздохнул и не менее тяжело выдохнул.
— Из-ви-ни-те меня, только я не со-би-ра-ю-сь им помогать, — в более доходчивой форме объяснил он.
— Я вас понял, молодой человек, с первого раза! — возмутился новый знакомый.
— Отлично!
— И все же выполните мою просьбу: предупредите об опасности, скажите кому-нибудь из Коллегии магов, что вам это сказал печально известный Фараг, — упрямо настаивал на своем мудрец.
— Ну, хорошо, — сдался Томас. — Почему печально известный?
— В прошлой жизни я был магом второй ступени, одним из немногих, кому удалось развить свои силы путем упорных тренировок и постоянных медитаций, — энергично жестикулируя руками, говорил Фараг. Его лицо засияло от нахлынувших воспоминаний, губы невольно расползлись в приятной улыбке. — И, несмотря на мою настойчивость, я достиг своего предела, поэтому стал искать альтернативные пути — попытался освоить левитацию и мгновенное перемещение. К сожалению, один из моих экспериментов стоил мне жизни.
— На самом деле, он очень любит хвастаться своими достижениями, — прошептал римлянин, наклонившись к Малькому. — Но то, что ты живой, заставило его забыть о гордости. У него очень доброе сердце, да мозги набекрень.
— Заметил, — согласился с ним Томас.
— В общем, не забудьте рассказать о том, что я поведал вам, — со всей серьезностью заявил новый знакомый. Не осталось в его поведении и следа легкомыслия. — По крайней мере, предупреди их, а они сами решат, что делать. Мы, к сожалению, вынуждены лишь наблюдать…
*
Через несколько часов Вэон снова пришел в себя. На этот раз он не делал попыток подняться, а продолжил лежать в мягкой постели, разглядывая потолок. Его взгляд несколько раз останавливался на светящемся шаре, сотворенный при помощи простого заклинания. Он уже позабыл о том времени, когда магия встречалась на каждом шагу, когда почти всякому под силу было наколдовать нечто подобное, а в каждой лавке продавались различные свитки с заклинаниями и некоторыми его вариациями для практических занятий. Это заставило многих относиться к магии с трепетом, с должной ответственностью. Они осознавали опасность, которую таила в себе их сила, но столько лун минуло с тех дней, что многие забыли об этом, забыли о Dannen.
В комнату тихонько проскользнул Даггарт. Он не растерял своих навыков, несмотря на то, что очень давно сменил воинские одеяния на роскошные наряды организатора игрищ.
— Я смотрю, — заговорил орк, — ты пришел в себя.
Наставник лениво повернул голову, посмотрел на господина, а потом задумчиво так, серьезно сказал:
— Мы совершенно отличаемся от тех, кто родился в эти смутные и тяжелые времена.
— Что за думы тебя беспокоят? — полюбопытствовал Даггарт, приземлившись на мягкий стул, стоящий
