— Да, — без тени сомнения ответил он.
Вэон и не ожидал ничего другого. Аранион стойко защищал свои взгляды и никогда не сдавал позиций, когда дело доходило до принятых решений — он не из тех, кто привык оправдываться, и тем более не из тех, кто открыто признавал свои ошибки.
— Ты отказался от истинного пути, когда первым же приказом похоронил старания Саираэ, следуя ложным целям! — вспылил Вэон, не в состоянии больше выслушивать этот бред. — Она смогла сделать то, чего ты не смог: оставаться хорошей матерью и мудрой правительницей. Она действительно желала защитить наш народ, объединившись с другими, ведь истинная сила — в общности. Но благодаря твоим стараниям, ты опорочил все то, что любила она. Из-за тебя ее смерть оказалась напрасной!
На спокойном и собранном лице Араниона впервые невольно дрогнул мускул: зашевелились желваки, тонкие, с острыми кончиками брови сошлись на переносице. Он на долю секунды потерял самообладание, но ответ последовал незамедлительно.
— Ее взгляды — это стало причиной гибели Саираэ, — правитель эльфов говорил медленно, спокойно, контролируя чувства и эмоции.
— Она всегда была готова умереть за них… В конце концов, эта великая способность жертвовать собою ради истинных целей, ради того, во что веришь, определяет нас самих: либо мы сильны духом, либо же — никто.
Отец опешил. Теперь он видел, что перед ним не его маленький старший сын, который постоянно перечил ему, наслушавшись историй Саираэ, а настоящий мужчина, закаленный испытаниями.
— Ты прав, сын мой, — раскаялся Аранион. — Я совершил ошибку, когда похоронил труды своей матери.
Вэон насторожился. Он прекрасно знал отца, поэтому не верил, что слова могли на него так сильно подействовать. Что-то другое заставило его так кардинально изменить свое мнение, что-то очень нехорошее.
— Ты, наверное, и сам знаешь, что магия возвращается в наш мир? — наконец-то заговорил правитель эльфов.
Вэон кивнул в ответ.
— Как ты помнишь, немногие из нас смогли сохранить силы, — дрожащим голосом принялся объяснять Аранион. Он впервые одновременно испытывал сильное волнение и страх. — Мы помнили о тех опасностях, что таила в себе магия. О тех соблазнах, которым подвергался могущественный маг. Dannen — это только начало. Раньше магия была обыденностью: каждый способен был вылечить себя сам, наколдовать короткий дождик или отбиться от дикого зверя при помощи простых защитных и атакующих заклинаний. Но те времена давно минули. Теперь магия — это божественный дар, дарующий власть и могущество. Если бы не Коллегия, как думаешь, что сейчас было бы с теми, кто не обладает утраченной силой?
— Порабощены, — сумрачно проговорил Вэон, понимая, к чему клонит отец.
— Те, кому посчастливится не стать Павшим, начнут делать то, что вздумается. Не за лесами новая гражданская война, в которой примут участие не только орки, но и все остальные народы, — подытожил Аранион, поделившись своими страшными опасениями.
Теперь ему стала известна истинная причина внезапного приезда правителя эльфов. Он, как всегда, смотрел свысока на всех, кто предпочитал проводить время за такими бесполезными, по его мнению, занятиями, как бессмысленные бои гладиаторов, поиски смысла жизни (и так все ясно!) или посиделки в компании верных товарищей. Подобные развлечения — удел слабовольных дураков, не желающих посвятить всего себя благородным деяниям, вроде стремления раскрыть тайны мира или постичь божественные замыслы. Именно так видел мир Аранион, выросший под мудрые наставления тех, кто всю жизнь изучал различные науки.
— Что случилось в столице? — осторожно полюбопытствовал Вэон.
Явно что-то произошло, иначе его отец просто не стал бы покидать свои владения.
— Она частично разрушена, — опечалился Аранион. — Не все были готовы к возвращению Dannen.
— И ты приехал, чтобы предупредить Совет четырех? Вот только я сомневаюсь, что сделал ты это из благих побуждений. Ты всегда с презрением относился к другим народам, не верил в их способность правильно распоряжаться силой и знаниями.
— Так и есть, — не стал отрицать правитель эльфов. — Они дикие, кровожадные. Не ты ли от них сегодня пострадал? А что они сделали с твоим младший братом?
— Я советую тебе осторожнее подбирать слова, отец, — злобно прошипел Вэон, привстав с кровати. Несмотря на пылающую в голове боль, он попытался подняться на ноги.
— Не издевайся над собою, сын мой, — предостерег Аранион. — Тебе надобно восстановиться, прежде чем пытаться что-нибудь предпринять.
— Мне надо поговорить с Даггартом, — слабым голосом проговорил побледневший Вэон.
Отец осторожно уложил раненого сына обратно в постель. Он слишком сильно походил на Саираэ, которая никогда не считалась с мнениями советников и своего народа. Она иначе видела мир, по-своему стремилась изменить его, сделать лучше, и ради этого жертвовала собою. Ни болезнь, ни плохое самочувствие — ничего не способно было удержать ее в четырех стенах надолго.
Во взгляде Араниона читалась отцовская забота и любовь. Он всегда старался быть хорошим отцом, но бремя власти оказалось для него неподъемной ношей. Все это время он задавался только одним вопросом: сколько еще сможет нести на своих плечах груз ответственности, пока тот не раздавит его?
*
Гай Антоний и Томас шли очень долго. На протяжении их длинного пути пейзаж всегда оставался одним и тем же: черное солнце, над головой — серое небо, а перед глазами — красная пустыня, не имеющая ни начала, ни конца.
Когда Малькому наскучило смотреть по сторонам, в ожидании увидеть что-то новое, он придумал для себя интересное на тот момент занятие: попробовал сосчитать, сколько всего теней бродит по Илазу. На четвертой сотне он сбился и понял, что подобное не по силам никому, даже богам — их слишком много.
— Мы, случайно, не потерялись? — полюбопытствовал Томас. Он все еще был полон энергии, но однообразие и тяжелая атмосфера потихоньку довлели над ним, как бы высасывая из него жизненные силы.
— Нет, — раздраженно пробубнил Гай Антоний. — Может, ты наконец-то перестанешь задавать один и тот же вопрос?
— Я никогда не обладал особым терпением, — говорил Мальком, почти не обращая никакого внимания на призрачные дымки, — но это место мне очень не нравится.
— Ты либо привыкнешь со временем, как я, либо станешь одним из них.
— Есть третий вариант?
— Конечно…
— Какой же? — несказанно обрадовался Томас.
— Продолжить скулить, как собака, — съязвил Гай и тихо засмеялся.
Мальком недовольно скривился, но промолчал. Он тешил себя тем, что римлянин за проведенное здесь время разучился нормально общаться. Это казалось логичным и могло объяснить очень многое.
