— Где Павший? — задавались вопросом солдаты, что стояли на стене и теперь вглядывались вниз, ища противника.
Но в пределах видимости пока никого не было, кроме мирных жителей, что нескончаемым потоком из небольших групп бежали к единственному безопасному месту — к замку.
«Как долго простоит крепость посреди этого хаоса?» — спрашивал себя Аранион, видя, что каждое нападение сокращало число защитников. Большинство солдат и стражников, отрезанных от замка, сражались с Павшими, бандитами и мародерами по всему городу. Их было достаточно много, чтобы подавить панику и разбой, но из-за разрозненности и отсутствия толкового командира они очень плохо справлялись со своей задачей.
— Где можно найти членов Совета четырех? — спросил солдата правитель эльфов.
— В замке, господин, — быстро проговорил взбудораженный после столкновения с плотоядным растением воин. — Они расположились в комнате, где проходят городские собрания и встречи с послами.
— Благодарю. И да благословят тебя Урланы.
Аранион собирался поговорить с Советом четырех, чтобы помочь им спасти город, пока не поздно.
*
— Это место начинает действовать мне на нервы, — ворчал Томас, прогуливаясь по бескрайней пустыне Илаза.
— Может, ты все-таки перестанешь ныть? — недовольно пробубнил Гай Антоний.
— Не обращай на него внимания, сынок, — ехидно улыбаясь, сказал маг. — Он и сам первое время скулил, как собачонка.
Они бесцельно брели по пескам, проводя все это время за общением, иначе, когда разговор затихал, мрачные стоны и всхлипывания теней становились слишком громкими и невыносимыми для Малькома. Он сразу впадал в уныние, чувствовал себя подавленным, словно сама атмосфера Илаза специально была такой тягучей, липкой, депрессивной, чтобы вырвать с корнем надежду на перерождение.
— Вам приходилось убивать? — взволнованно спросил он.
— Не раз, — спокойно бросил римлянин, словно это было обычным для него делом.
— Я участвовал в войне против соседнего государства, что в далекие времена существовало на юге материка, — озадаченно проговорил маг, нахмурив брови. На его призрачном лбу появились складки, лицо покрылось сеточкой морщин. Либо это была иллюзия, либо Томас увидел его истинный облик. — Если бы не Всевидящий, чье влияние на Совет четырех и правителей народов было невероятно сильным и неоспоримым, мы бы не смогли дать достойный отпор врагу. К гласу Всевидящего прислушиваются все без исключения.
Мальком решил, что спросит о Всевидящем потом, а пока надо задать тот вопрос, который волновал его больше всего.
— И что вы чувствовали, когда отняли чью-то жизнь? Вам понравилось убивать?
— За то время, что я провел здесь, мои воспоминания о жизни, когда моя душа, заключенная в бренную плоть, ступала по миру, истерлись, как эти сандалии, — с задумчивым выражением на лице проговорил Гай, посмотрев на свои ноги. Призрачные сандалии материализовались, став именно такими, какими только что их описал римлянин. — Я давно перестал жалеть о том, что мои воспоминания утратили былую яркость, а память стала подводить.
— Ты совсем не помнишь? — с надеждой спросил Томас.
— Нет, конечно, — помотал головой римлянин. — Просто воспоминания стали очень блеклыми, несущественными. Тяжело судить об ощущениях, что я испытывал, когда кинжал пронзал плоть беглого раба. Я помню, что гулял в лесу, недалеко от своей виллы, наслаждался живописными видами природы Италии. Мне, как творцу, иногда надо было побыть наедине с собой, собраться с мыслями.
И вот случайно наткнулся на него, когда возвращался домой. Беглый раб сразу же набросился на меня, как заметил. На ходу он вытащил заткнутый за пояс окровавленный кинжал, замахнулся, ударил. Я успел увернуться от клинка, но он налетел на меня и мы вместе грохнулись на землю. Мне удалось выбить из его рук кинжал, тогда раб попытался меня задушить. С трудом скинув его с себя, я на четвереньках бросился к клинку. Когда схватил рукоятку, беглец накинулся на меня со спины, прижал к земле весом своего тела и попытался отнять оружие. Брыкаясь изо всех сил, мне удалось скинуть противника с себя. Недолго думая, я вскочил на ноги и сделал то, что требовалось: вогнал кинжал в мягкую податливую плоть. Мне оставалось только смотреть, как жизнь медленно покидает его тело, как глаза, в которых смешался ужас с презрением, становятся безжизненными и пустыми.
Когда, издав последний выдох, беглый раб замертво пал, я смотрел на остывающий труп, испытывая какое-то непонятное чувство облегчения. Страх, сжимающий мое сердце мертвой хваткой, отступил. Мне не было его жалко, я радовался его смерти — лишь приятное спокойствие медленно окутывало меня.
Гай Антоний неожиданно притих. Он посмотрел на небо, потом под ноги, словно только что пробудился ото сна и пытался понять, где находится. Выражение его опечаленного лица приобрело черты глубокой задумчивости.
— Мы крайне редко обращаемся к нашим воспоминаниям, — тихо прошептал маг, подойдя к Томасу. — По этой причине они кажутся нам блеклыми, истершимися, и не вызывают никакого отклика. Так на нас действует Илаз. В этом месте каждый отрекается от своей прошлой жизни, с надеждой ожидая перерождения. Но, когда начинаем вспоминать, мы обращаемся не к памяти нашего физического тела, а нашей души, а она, поверь, помнит все до мельчайших деталей.
— Он пережил заново этот момент?
— Да. Но Гай не просто пережил заново этот момент: он снова вкусил сладкий плод жизни, который вызвал в нем былой трепет перед нею. Это тяжелее всего для нас, ведь мы обречены на ожидание, а как ты знаешь, сынок, ожидание — худшее из мук. Особенно когда не знаешь, сколько тебе придется прождать, прежде чем случится долгожданное перерождение. Здесь не будешь сыт одной надеждой, к сожалению.
— Это еще одно испытание, да? — догадался Томас.
— Может — да, а может — нет, — тяжело выдохнул маг.
— А что вы чувствовали, когда в первый раз отняли чью-то жизнь?
— В прошлой жизни я был эльфом, а наша религия — да и вообще вся культура — строилась на том, что каждая жизнь — по-своему бесценна. В общем-то, так оно и есть, но бывают ситуации, когда приходится поступиться верой. Мы встретили армию противника в степях, где маги могли в полной мере воспользоваться своей силой. Представляешь, что творилось на поле боя, когда наши войска схлестнулись с вражескими? Ты просто перестаешь понимать, где твой друг, а где — враг. Звон стали, глухие удары о щиты, треск дерева, крики солдат —
