В общем, всё казалось шатким. Культурологи не считали Романа своим, философы относились к нему с сомнением.
Роман рассказал о своём исследовании по поводу вытеснения натурального строя в музыке. Даже предъявил кифару. Она не вызвала особенного интереса. Пошёл дальше, прослеживая тенденцию вытеснения натуральности в пищевой промышленности, перешёл на скользкую тему воспроизводства человека и изменения моделей человеческих взаимоотношений. Договорив, он сел, чувствуя, как дрожат руки. Оппоненты с кафедры философии бодро приступили к разгрому. Они не нашли в работе ни вопросов, выводящих на границу знания и незнания об объекте и предмете исследования, ни методологии исследования. Тогда Валерий Иннокентьевич обратился к культурологам. Кто-то из них похвалил работу, но слово тут же взяла неприятная дама с тонкими ярко накрашенными губами. Она сказала, что подобный диплом лучше защищать в медицинском университете, на факультете народного целительства, если, конечно, такой факультет вообще где-то есть.
– Между прочим, Авиценна называл медицину родной сестрой философии! Проблематика физического тела – зеркало проблематики общества! – звонко протараторила из зала Лидуся.
Авиценна, скорее всего, бешено завертелся в гробу от её слов, но мерзкая дама-культуролог потеряла нить своей ядовитой мысли, и Роман был спасён. Заговорили другие профессора. При недостаточной научности работа Романа всё же была живой и интересной. Градус напряжённости пошёл на спад. Шеф с облегчением вытер лоб платочком.
После защиты пили водку в аудитории. Ирина ухитрилась сцепиться с Лидусей и с криком «Без комментариев!» убежала, хлопнув дверью. А к Роману подошли трое незнакомых прилично одетых молодых людей со странно невыразительными лицами. При виде их он вспомнил выражение «офисный планктон».
– Алекс. Анатолий. Аркадий, – представились они.
– Вы что, специально в алфавитном порядке подбирались? – удивился Роман.
– Да. Мы специально подбирались, – без улыбки подтвердил кто-то из них.
Запомнить их оказалось невозможным.
– Мы восхищены вашей работой, – сказал второй.
– Она показывает незаурядную глубину в понимании положения вещей, – добавил третий.
– Боюсь, что мои коллеги так не считают, – вздохнул Роман. – Простите! Я не знаю ничего о вас. Быть может, вы тоже – мои коллеги.
– Мы действительно ваши коллеги.
– Мы хотим предложить вам сотрудничество, заключающееся в популяризации практичной искусственности.
– Но… – Роман посмотрел на них с удивлением. – Мне кажется… эта идея популярна и без этой… популяризации.
– Недостаточно, коллега!
Один из А выхватил откуда-то страшно дорогую сувенирную водку в деревянном ящике. Галантно вскрыл ящик, откупорил бутылку и налил Роману. Аудитория меж тем стремительно пустела. Мелькнули Осик с Лидусей. Их фигуры казались Роману зыбкими, как на картинах Эль Греко. Они звали домой и, не дозвавшись, исчезли. Потом пришла бабка со шваброй. Три А, поддерживая Романа, вывели его на улицу. Компания нереально быстро оказалась на стрелке Васильевского острова. Ни одного человека им не встретилось там. Это в белую-то ночь, когда центр Питера кишит романтиками! Пустошь, гулкость, свинцовая Нева. Двенадцать львов, словно вырастающих из каменного полукружья стрелки. И кокетливо избоченившийся мусорный контейнер между двумя из них.
– Коллега, вы в курсе, что на этих львов нет исторической документации? – говорит один из А.
Роман пожимает плечами. Львы не в сфере его интересов.
– Петербург – античный город, построенный на львах в незапамятные времена. Долгое время он таился в болотах и ждал своего часа.
– Но разве львов не заказывали архитекторам специально для имперского духа? – Роман чувствует, что говорит глупости, и дело не в водке.
– Львов заказывали. Некоторые проросли сами, почуяв силу, как эти двенадцать. У вас, помнится, есть двенадцать апостолов.
– У кого у нас? – с ужасом спросил Роман. – Я вообще-то от церкви далёк, бабушка в детстве крестила. А вы сами-то кто?
И тут раздался звук. Тихий, железный. Это разводился Дворцовый мост. Он отрезал Васильевский остров от города, и в этом отрезанном городе осталась квартира Романа.
– Вы хотите туда, коллега, – утвердительно сказал один из А, чётким дирижёрским жестом показывая за Неву.
– Да. На Академическую, – признался Роман. Его колотило то ли от ночной свежести, то ли от необъяснимого страха перед этими А. – Но теперь ждать нужно. Или такси в объезд. У меня, кстати, есть деньги.
– Ах, ну зачем деньги, – сказал кто-то из А. «Ах» прозвучало неестественно весомо, будто не междометие, а существительное. – Смотрите, коллега!
Своей офисной стрелочно-брючной ногой он легонько толкнул мусорный контейнер. Тот отъехал в сторону, обнаружив бронзовый канализационный люк с классической ручкой в виде львиной головы с кольцом в носу. Один из А открыл люк и, сделав приглашающий жест, быстро спустился внутрь. Внизу были какие-то провода, пахло сыростью. Два А взяли под руки Романа. С ними передвижение казалось совсем лёгким и быстрым, словно на коньках. Шли вниз, потом вверх. Грязные коридоры с потёками, трубами и проводами сменились сводами. Потом стены приобрели ровный розоватый цвет. Коридор раздвинулся до зала. По бокам на полках стояли античные скульптуры.
– Господи! – вырвалось у Романа. – Откуда здесь это?
– Что вас удивляет, коллега? – спросил А. – Разве вы никогда не были в Эрмитаже?
– Как… В Эрмитаже? – Тут ему стало совсем не по себе. – Он же на другой стороне Невы!
– Он на вашей стороне, коллега. Вам же нужно на Академическую.
– И что, можно сейчас выйти на Дворцовую? – тупо спросил Роман.
– А чего ж не можно? – весело сказали друг другу А. – Можно? Да конечно, можно! Можно даже и прихватить что-нибудь с собой попрекрасней. Ловить, правда, нас начнут. А мы уйдём. Хотите поприключаться, коллега? Отметить защиту диплома?
– Хотелось бы без приключений, – попросил Роман.
– Скучный народ – философы! – сказали А и снова потащили Романа вниз.
Почему-то на бегу он заснул и проснулся уже утром в своей постели, раздетый и укрытый пледом.
– Приснится же сюр! – сказал он сам себе и спросил себя: – Интересно, а диплом-то я защитил? Или тоже приснилось?
– Диплом вы защитили, коллега, это бесспорно.
Роман подскочил и тут же упал, сражённый похмельной болью. Привстал уже более осторожно и с отвращением рассмотрел вчерашнюю троицу, стоящую вокруг кулера и попивающую родниковую воду.
– Не помню, как вас зовут. Представьтесь! – Он собирался сказать это хамским тоном, но головная боль добавила к хамству смирения и вариант получился неубедительный.
– Да какая разница! – хором сказали три А и продолжали уже попеременно:
– О чём мы говорили вчера, коллега?
– О вашем сотрудничестве.
– Не так ли?
– О львах, – напомнил Роман.
– Конечно, о львах. Через льва приходит тайная мудрость власти.
– Лев – хорошая фигура
