Он и сам – сюрприз. Из рыжей шубы, которую мы нашли в одном чулане, он сделал себе такую безрукавку, что хоть в кино показывай, в фильме из средневековой жизни. Волосы у него – по пояс. Обычно он их заплетает в косу. Если коса мешает – укладывает её узлом на затылке, как его собственная бабушка. Когда сзади – узел, а спереди – борода, это впечатляет. В ближайший маркет Дед ходит в меховой безрукавке и босиком. В трамвае ездит – тоже босиком. Однажды он сказал контролёру: «Разве я похож на человека, который способен купить билет?» И контролёр отвязался. А лет ему сорок.
Иногда его принимают за латтонца, и ему это не нравится.
Муха – потому и Муха, что маленький, шустрый и жужжит. И упрямый, как муха, которой непременно нужно шлёпнуться в твой стакан с пивом. Дед говорит, что это у него комплекс Наполеона. А я весь какой-то средний, не считая рожи. Где-нибудь в Татарстане и она была бы средней. Но тут у нас Латтония.
Мухе семнадцать лет. Ходить в школу он перестал примерно в четырнадцать, задав родителям вопрос, на который у них не было ответа:
– А смысл?
Муха – прирождённый программер и не менее прирождённый раздолбай. Он может прекрасно зарабатывать – его с руками возьмут в любом банке и на любом серьёзном ресурсе, потому что у него уже есть репутация. Но он пока что – геймер. И Дед – геймер, в игре они и познакомились, игра их, в сущности, и кормит. Они накачивают «персов» и продают их чудакам, которым лень самим нянькаться с «персом», добывать ему оружие, способности и всякие артефакты. За «перса» можно взять сорок крон, если не надуют, но у них уже своя клиентура, да и Дед сам кого хошь надует. Можно ещё сопровождать чужого «перса» и помогать ему накачиваться, за это тоже платят, Муха как-то за ночь огрёб сто баксов – очень всё хорошо получилось. Кроме того, они за деньги, время от времени тестят онлайн-игры, но берут их тестерами редко. Дед ещё участвует в турнирах, но взять большой приз ему пока не удавалось.
Я тоже после школы зарабатываю на жизнь во Всемирной Паутине. Это – единственное место, где мы трое можем прокормить себя, а если понадобится – и близких. Паутина – единственное место, где всё равно, на каком языке мы разговариваем. А для нас это уже принципиально.
За Муху обидно – ему бы учиться и учиться. Но здесь он учиться не может, а уехать некуда. То есть пока – некуда. Андрей, мой одноклассник, побывал в Ирландии, вернулся, помаялся и опять собрался в Ирландию, но, оказалось, не судьба. На похороны мы скидывались, потому что батя у него безработный, а старшая сестра после развода совсем на мели.
Вот так и живём…
Сумку с тряпьём мы вывалили на пол в сарае. Муха светил фонариком, Дед перебирал платья в цветочек и в горошек.
– Чтоб я сдох, это же винтаж, – сказал Муха. – Я был на винтажном сайте – миллионеры сейчас за это большие деньги платят. И коллекционируют, и носят.
– У бабки полон шкаф этого винтажа… – Дед задумался. – А в самом деле, дураком надо быть, чтобы шариться по чердакам и забыть про родную бабку. Вот что – свожу её на рынок, пусть наберёт себе турецких халатов, а её тряпки реставрируем – и на аукцион.
– А это что? – спросил я.
На дне сумки лежала маленькая плоская сумочка, расшитая бисером.
– А это, Гость, то, ради чего стоило лезть на чердак! Это можно самому Васильеву в коллекцию продать! – обрадовался Дед.
– Погоди продавать. Сперва – что там внутри, – напомнил Муха.
В сумочке мы нашли два золотых кольца и цепочку, так что вылазка полностью оправдалась. Дед предложил оставить книги в сарае и отметить находку у него наверху стакашком хорошего вискаря «Джек Дэниэлс».
Неизвестно, что было бы, если бы мы его послушались. Но на меня напал азарт – мне обязательно нужно было сразу покопаться в книгах при нормальном освещении. Мы потащили сумку по лестнице, зацепили какой-то гвоздь, сдуру дёрнули, из сумки выдрался клок, причём тот самый, к которому крепилась ручка. Ткань затрещала, Дед схватил сумку в охапку, ввалился с ней в комнату, и там уже всё рухнуло на пол – книги, бутылки, плоская коробка.
Аптечные пузырьки времён первой мировой разбежались по комнате и закатились туда, где мы их искать не собирались. Дед ждёт, пока всякое добро, что копится под его тахтой, однажды воспрянет и поставит эту тахту дыбом. Опять же, лазить под шкаф на трезвую голову он не будет – для того чтобы пошерудить там палкой от швабры, нужно лечь на брюхо, иначе не получится, и для такого подвига ста граммов вискаря мало.
Всего пузырьков было десятка два. И все мгновенно сгинули. Почти все – один, попав под шкаф, не остался там, как полагалось бы, с учётом кривого пола в деревянном домишке, а неторопливо выкатился и, словно карабкаясь по склону, докатился до середины комнаты.
– Хм, – сказал Дед. – Это к чему-то.
– Это тайный знак, – добавил Муха. – Помнишь, в «Боевых драконах Винтерланда» нужно внимательно смотреть на скалу в левом углу, чтобы заметить зелёный кружок?
– Он срабатывает, только если на втором уровне ты поменяешь ножи и прикупишь на сдачу два эликсира скорости. Я два раза нарочно проверял. Но нам сегодня везёт. Бомжи дрыхли, в дерьмо мы не влезли, со стола не навернулись, – Дед старательно перечислял наши удачи, пока я разливал вискарь – по четыре булька для начала. – Золотишко нашли, что ещё… Может, в этом дурацком флаконе брюлики лежат?
– Ага, брюлики! – развеселился я. – Эта захоронка уже послевоенная, кому и на кой держать на чердаке брюлики? С золотом хоть ясно – бабка померла, и её шмотьё, не глядя, в сумку покидали. Брюлики!
– Но там что-то есть… – Дед подхватил пузырёк с пола. – Точно, что-то есть!
Он встряхнул пузырёк – внутри застучало.
Но крышка приросла к стеклу.
– Держи, – Муха протянул Деду гантель.
Это была одна из тех гантелей, которые каждый мужчина от пятнадцати до девяноста хотя бы раз в жизни затаскивает в дом, клянясь, что отныне будет качать бицепс каждое утро, а потом долго спотыкается об них и, наконец, пинками загоняет в труднодоступное место. Дедова отличалась разве что весом – в ней было двадцать пять кило.
– Брюлики не раскроши, – предупредил я.
Дед пристроил пузырёк так, что щель в
