– Наверно, он прав.
– По нашим человеческим меркам прав, хотя иногда мне кажется, что он намного человечней многих людей.
– Как вы с ним общаетесь?
– Чаще мысленно, хотя он создал для общения с нами вифа и говорит как человек.
– Нет, я имею в виду другое: ты – биологический субъект, а он – компьютер, хотя и очень мощный. Наши кванки тоже умеют разговаривать как люди, только их никто не называет эмоциональными существами.
– Со мной разговаривает лишь один из уровней Копуна. – Иван криво улыбнулся. – Самый примитивный. В целом же толкиновский компьютер мыслит в разных плоскостях одновременно. Я бы назвал его машинным разумом, венчающим расу толкиновцев.
– Наши определения разума расплывчаты. Хотя, может быть, ты и прав.
В помещении появился Бугров.
– Чем могу быть полезен?
– Копун уходит, – сказал Иван виноватым тоном.
– Куда? – повторил Бугров вопрос Вересова.
– Сначала к центру галактики, туда, по его расчётам, ведёт след беглецов с Толкина.
Бугров перевёл взгляд на Вересова.
– Значит, наша миссия закончена? Можем возвращаться?
– Если честно, не хочется возвращаться, – качнул головой Вересов.
– Почему?
– Обрыдла политика! – в голосе полковника Коскора неожиданно прорезалась нотка осуждения. – Осточертело либеральное правительство, определяющее наше будущее согласно принципу – выгодно это им или нет.
Бугров поднял брови.
– Какая муха вас укусила, Даль Данилович?
Вересов сухо усмехнулся:
– Мух много, и все они сидят во власти. Я не сошёл с ума, Виталий Семёнович, просто всё больше начинаю понимать, что чиновничья система так и не поменяла вектор своего бытия. Для неё важно не благополучие народа, а благополучие системы, ради выживания которой они готовы на всё. Это видно даже по функционерам Службы безопасности, которые предлагали отдать наших ребят, – Вересов кивнул на Ивана, – на съедение Шнайдеру, лишь бы никто не упрекнул за бугром. Впрочем, моё отношение ко всему этому не освобождает нас от решения наших проблем.
– Есть идея, – нетерпеливо сказал Иван, не особенно вдумываясь в слова начальника экспедиции. – Почему бы нам не пойти с Копуном? Он поможет нам убедиться в ликвидации нимфанского Вестника. Его аппаратура способна это сделать лучше нашей. А я попробую уговорить его поискать другие уцелевшие военные базы галактиан.
Вересов и Бугров переглянулись.
– Вряд ли наверху одобрят этот план, – нейтральным тоном сказал капитан.
– Но мы можем и не делиться подробностями с большими шишками, – сказал Вересов задумчиво. – Пошлём депешу, что «Дерзкий» отправляется глубже в ядро галактики для того, чтобы окончательно разобраться со Шнайдером.
Бугров прошёлся по кают-компании, заложив руки за спину.
– Признаться, и меня не особенно тянет домой. По сути, мы ничего не сделали и ничего не увидели.
В отсеке появилась Елизавета, переодевшаяся в серебристо-голубой уник космена.
– Добрый день, Виталий Семёнович. Что я пропустила?
– Мы летим с Копуном! – объявил Иван.
Женщина вопросительно посмотрела на Вересова.
– Не гони лошадей, – проворчал начальник экспедиции. – Сначала объяснись с Вестником.
Иван беспечно махнул рукой.
– Он не откажется, зуб даю.
Бугров молча повернулся и вышел.
– Мне бы твою уверенность, лейтенант, – покачал головой Вересов.
2Копун никак не выразил своего отношения к идее Ивана.
«Как решите, так и будет», – сказал он, выслушав речь молодого оператора, смущённого своей ролью посредника.
«Мы не помешаем», – торопливо добавил Иван.
«Вам будет трудно держаться в кильватере. А мне нужна свобода манёвра. Идти за вами – терять время».
«Но ведь нет другого способа двигаться вместе».
«Можно посадить ваш крейсер в один из моих отсеков, размеры его невелики».
«Ты серьёзно? – удивился Иван. – Не такой уж «Дерзкий» и маленький. Не тяжело будет таскать сто тысяч тонн?»
Собеседник (разговаривали мысленно, Иван зарастил свой ложемент в рубке, чтобы не отвлекаться) послал вежливую «улыбку Чеширского Кота».
«Разве вы с Лизой не убедились в моих кондициях?»
Иван вспомнил, как они изучали интерьеры помещений гигантского корабля, длина которого от киля до клотика достигала тридцати километров, а диаметр – двадцати.
Первое время бродили по ближайшим к центральному залу отсекам, с любопытством гадая об их предназначении. Потом начали брать катер, потому что пешком обследовать всю махину «вселенолёта» было невозможно. Некоторые его помещения вообще представляли собой парки и оранжереи размером чуть ли не с земной город, где не имелось ни одного строения. Ухаживали за ними автоматы, прячущиеся при появлении людей. Гости ни разу не встречались с ними, хотя Копун утверждал, что его автоматика работает днём и ночью.
Природа парков и оранжерей не везде напоминала среду на поверхности планеты-бублика. Попадались зоны, отличные от всего, что когда-либо видел Иван. Под центральным залом, к примеру, располагался участок ландшафта, который можно было назвать гигантской пористой губкой. Диаметр этого отсека достигал двух километров, а высота – километра, и внутри него можно было даже гулять, так как все каверны и пузыри «губки» соединялись петлями ходов. На вопрос Ивана: для чего создан такой странный отсек? – Копун ответил:
«Это игровое поле, пока не активированное. На борту «вселенолёта» могли проживать до двух тысяч пассажиров, и зоны отдыха для них разрабатывались с учётом их интересов. Многие родичи моих создателей предпочитали жить в виртуальных мирах, и этот «губчатый» отсек представлял собой софт дополненной реальности, говоря вашим языком».
«Всего две тысячи? – удивился Иван. – Да на твоём лайнере могли жить миллионы людей!»
«Не людей».
«Ну, толкиновцев».
«Вы забываете, что мной владела определённая каста обитателей Толкина, так сказать, военная элита. Эта группа по численности не превышала двух тысяч особей».
«Крупные шишки?»
Копун улыбнулся.
– Очень крупные шишки.
Воспоминание отступило.
«Если для тебя не в тягость таскать в утробе такую громадину, как наш крейсер, то я с твоего разрешения предложу идею командирам».
«Жду решения».
Иван отпросился у Бугрова, выскочил из рубки, нашёл Елизавету, объяснил ей идею Копуна, и оба прибежали к Вересову, занятому беседой с Эргом. Перед креслом защитного модуля висело схематическое изображение веретена «вселенолёта», и полковник, сидя в кресле, елозил по этой красивой ажурной конструкции лучиком указки. Открыв гостям дверь, он продолжал сидеть, не выключая указку.
– Что это вы делаете? – не сдержал любопытства Иван, входя в каюту первым и жестом приглашая спутницу.
Вересов окинул взглядом обоих, мельком глянул на фантом космолёта Вестника.
– Прикидываю размеры отсеков.
– Зачем?
Вересов шевельнул бровями, взгляд его наполнился иронией.
Иван смутился.
– Извините…
– Есть кое-какие идеи.
– У нас тоже есть идея. Я разговаривал с Копуном, и он предложил взять крейсер на борт «вселенолёта».
– Крейсер – не катер.
– Копун утверждает, что ему ничего не стоит нести в своих отсеках земные космолёты. Энергетически он независим даже больше, чем мы, а размеры отсеков вполне позволяют взять на борт целую флотилию кораблей.
– Что ж, вы меня опередили. – Вересов шевельнул пальцем, убирая изображение «веретена» и одновременно выключая указку. – Я как раз пытался решить проблему нашего дальнейшего взаимодействия. Идёмте к Бугрову, обсудим детали процесса.
Через час Копун открыл в корпусе «вселенолёта» окно, достаточное для прохода крейсера, и «Дерзкий», углубившись в тело вселенолёта на три километра, мягко приземлился на зелёное поле одного из парков.
Экипаж расслабился.
– Земля, ей-богу! – не сдержал эмоций Андрей Нарежный, вглядываясь в «безбрежные» просторы травяных полей
