Они свободно пронзили стену рубки – через окно активного выхода (Иван последовал за ними) и зависли перед двадцатикилометровым ажурным веретеном Вестника, глядя на жемчужное зарево Млечного Пути. Скафандров на них не было, но Копун снабдил всех личными энергококонами, надёжно защищавшими людей в вакууме.
– Пора! – объявил Вересов. – Нам выпала честь повторить подвиг первых запредельщиков!
– И не мешало бы вернуться, – флегматично добавил Бугров.
Через мгновение они перенеслись в зал управления Вестником. Причём Иван раздвоился, наблюдая одновременно за стартом «вселенолёта» изнутри и снаружи, как букет из световых струй, почти таких же ярких, как солнечные протуберанцы.
Потом разгул светового шторма угас, и наступила полная темнота.
– Прощайте, ребята, – проговорил координатор запуска, как две капли воды похожий на директора Роскомоса, которого Иван видел не раз. – Ни пуха вам, ни пера!
– Когда-то они теперь вернутся, – пробормотал за его спиной Иван, почему-то оказавшийся под куполом лунного космовокзала.
– Надеюсь… – договорить координатор не успел.
Зуммер тревоги прозвучал в зале вокзала неожиданно и заставил замереть толпы людей, наблюдавших за стартом «вселенолёта».
Координатор превратился в струю света и оказался в зале ЦУПа на космодроме в Плесецке. Иван не отстал.
К ним подскочил бородатый мужчина, напомнивший Ивану отца.
– Во всём контролируемом объёме галактики приборы отметили внезапное скачкообразное нарастание потока микроволнового излучения!
Координатор подбежал к рядам мониторов.
– Кто держит связь с центролабом?!
Один из операторов контроля повернулся к нему.
– Я, товарищ генерал.
– Зарегистрирован ливень неизвестных ранее элементарных частиц, – доложил компьютер зала.
– Немедленно проведите микросканирование! – рявкнул координатор. – Пусть включат ультраскопы, посмотрят, что представляет собой носитель излучения, что это за частицы!
– Передаю…
Стена перед координатором исчезла, открыв окно в лабораторию ЦУПа.
– Включаем гравитационный ультраскоп, – доложил ещё один бородач. – Увеличение кратно десяти в одиннадцатой степени. Вот эти частицы…
В виоме возникло новое окно, рябое от россыпи мерцающих жемчугом точек. Одна из точек скачком выросла в размерах, и все увидели «вселенолёт» Вестника, улетевший к границам Вселенной несколько минут назад.
Мириады мириад «вселенолётов», превратившихся в элементарные частицы, заполнили космос…
Иван снова проснулся, но теперь уже от того, что его кто-то обнял.
– Ты кричишь!
Он открыл глаза.
На лежаке сидела Елизавета и прижимала к его щекам прохладные ладошки.
– Ты кричишь, – повторила она. – Снова сон?
Иван обнаружил во рту язык, попытался ответить, но рот пересох, и он только показал жестом, что хочет пить.
Елизавета сунула ему в руки пластет минералки, пролившейся в рот благодатной струёй прохлады.
– Сон… про то, как мы с тобой полетели на край Вселенной. И что из этого вышло.
– Расскажи!
Он лёг поудобнее, вспоминая подробности «полёта».
Елизавета выслушала его, хмуря брови.
– Если бы я тебя не знала, предположила бы, что ты…
– Сошёл с ума! – криво улыбнулся он.
– Да, – серьёзно кивнула она. – Но ты экстрасенс, хотя и скрытый, и можешь чувствовать и видеть то, что не чувствуют и не видят другие. К тому же твоё подсознание перегружено горами информации, из-за чего мне иногда становится страшно.
Он привлёк женщину к себе, погладил по волосам.
– Ничего, Лизонька, я ведь не сорвался и не сорвусь, да и ты рядом.
– Вот поэтому я и не отпущу тебя одного с Копуном!
– Успокойся…
– Не отпущу! – Она прижалась к нему сильнее. – Я полечу с тобой! И не возражай! Без меня ты пропадёшь!
Иван отстранил любимую, заглянул в глаза, полные тоски и неуверенности.
– Я вернусь, обещаю! И ты не учитываешь, что я уже во многом не человек. Во-первых, Копун вшил мне в башку бустер парасвязи. Во-вторых, сама только что сказала: моё подсознание забито чужой базой данных. А если она прорвётся и я превращусь в монстра наподобие Курта?
Глаза Елизаветы стали огромными, в них сгустилась бездна страха.
Иван пожалел, что напомнил ей о Шнайдере.
– Я не позволю тебе стать вторым Куртом! И мне плевать, что у тебя хранится в голове! Я люблю тебя и не оставлю одного даже на попечение Копуна!
– Лиза…
Она зарыдала, прижимаясь лицом к его груди.
– Молчи! Я приняла решение, и никто не посмеет мне отказать! Даже ты!
Иван начал гладить Елизавету по спине, по плечам, по волосам, ища слова, которые убедили бы её передумать, и с удивлением понял, что не хочет этого. Душа откликнулась на встречный порыв женской души, срослась с ней, и разделить их теперь было невозможно.
– Ладно, поговорим с Вересовым.
Она замерла.
– Ты… не шутишь?
– Боюсь, он откажет.
– Не откажет! – вскинулась Елизавета. Слёзы на её щеках мгновенно высохли. – Даль Данилович – разумный человек и поймёт, что это лучший вариант. Ему будет спокойнее, если мы будем вместе, всем будет спокойнее, даже капитану Бугрову.
Иван окончательно отказался от возражений, вдруг ощутив прилив сил и облегчения. Расставаться с любимой женщиной не хотелось категорически, и он уже начал жалеть, что предложил идею полететь с Вестником к чёрту на кулички. Вояж вдвоём с Лизой менял ситуацию кардинально.
Вчерашнее обсуждение возникшей проблемы вместе с Вересовым и его командой закончилось поздно ночью.
«Мурекс» с Куртом на борту решено было не трогать. Вересов убедительно доказал свою правоту, справедливо заметив, что крейсер был послан догнать и добить нимфанского Вестника, а не спасти его единственного пассажира и повелителя. Слишком много бед натворил он в Солнечной системе, уничтожив два десятка космолётов и станций. И даже Бугров, поначалу занявший позицию Ломакина, согласился с начальником экспедиции. Сошлись на том, что решение о судьбе Шнайдера должно быть принято в Совбезе ООН на Земле, если функционеры Совбеза решатся взять на себя ответственность. Времени на принятие решения должно было хватить с лихвой: «мурекс», согласно парадоксам падения предметов на чёрную дыру, мог падать на неё вечно.
Ядогава участия в обсуждении идеи Ивана не принимал. Он с головой окунулся в изучение массива данных, скачанных Копуном из базы Мертвеца, и пребывал в состоянии редкого для жителя Японии лихорадочного возбуждения. Когда ему предложили высказать своё отношение к идее, он только отмахнулся, бросив:
– Я и сам не прочь полететь с Копуном…
– Идём к Бугрову, – сказала Елизавета, отодвинувшись.
Иван очнулся.
– Ещё рано…
– Он наверняка не спит.
– Упрямая, – слабо улыбнулся оператор.
Капитан Бугров был не один. В рубке присутствовал ещё и Вересов, поглядывающий на обнимавший зал управления крейсера звёздный полог: «вселенолёт» Вестника дрейфовал в тысяче километров от Мертвеца и по просьбе пассажиров включил системы обзора космоса, передавая панораму ядра галактики непосредственно на купол парка, где стоял «Дерзкий».
Дежурила Фьоретта, устроившаяся в своём ложементе, как белка в дупле дерева. Остальные космолётчики по решению капитана отдыхали в своих каютах.
Увидев входящую пару, Бугров и Вересов перестали тихо разговаривать, стоя у капитанского кресла, и выжидательно посмотрели на гостей.
Иван поздоровался, рассказал обоим о своём сне.
Мужчины переглянулись.
– А что говорит ваш личный психолог? – позволил себе вежливо пошутить Вересов, глянув на Елизавету.
Она улыбнулась.
– Психолог уверен, что организм товарища Ломакина подаёт какие-то сигналы, которые он воспринимает в форме снов.
– Что за сигналы?
– Возможно, его усложнившаяся
