— Ведите их к пентаграммам, — сказал орк.
Недобро глянув на стражников, сотник направился к мертвому «волку». Тени погнали пленников к выгоревшим колдовским звездам. Отец Томас и я следовали за Лилит и Алисой. Церковник шел, опустив голову, и молчал, о чем-то крепко задумавшись, а может, вслушивался в себя. В чужую безумную сущность, поселившуюся в нем. Жуткое, должно быть, ощущение; не завидовал я инквизитору, но без воспоминаний мертвого колдуна сейчас не обойтись. Не выбраться без них из замка!
На душе черно и тяжело, только вот что еще могло омрачить ее, после стольких смертей за последние дни? Но некромантия… при одной лишь мысли о соучастии в этом воистину дьявольском действе внутри меня растекался ледяной холод.
Пленники тоже безмолвствовали. Лилит и Алиса довели их до пентаграмм, поставив спинами к пирамиде, а сами расположились в паре шагов позади них. Мы, то есть я и отец Томас, остановились в дюжине футов от звезд и могли взглянуть стражникам в глаза.
Те как будто смирились с пленом. Знали бы они, какая участь их ждет — верно, бросились бы на нас с голыми руками. Но стоят, не дергаются. Понимают, что с тенями им не тягаться, а может, ждут помощь. Напрасно, коль так; по словам инквизитора, никто из их сотоварищей внутрь храма не сунется. Там, снаружи, и не предполагают даже, что одиннадцать магов ордена лежат на ступенях черной пирамиды в лужах собственной крови.
Один из стражников зло смотрел то на меня, то на инквизитора; лицо пленника перекосило от ненависти. Другой, напротив, закрыл глаза и беззвучно шевелил губами, словно бы молился. Захотелось вдруг крикнуть, спросить его, к какому богу он обращается? Неужто к Богу Отцу или Богу Сыну?
Проклятый пепел! Нервы сдают, я отвел взгляд. Предо мной враги, слуги Низверженного. Чего их жалеть? Однако мы уготовили им худшее, чем смерть или даже пытки. Все слышанное мной о некромантии сводилось к описанию жуткого и кровавого колдовства, требующего человеческих жертв. Только сказки то все были, байки-страшилки, а нынче настоящая некромантия случится, да прямо на моих глазах.
Кровь и песок! Ночные крысы не чурались грязных методов, и ты, Николас Гард, знаешь о том не понаслышке. Я тихо выругался, злость помогла отогнать малодушие. Посмотрел на Алису. Поймав мой взгляд, она улыбнулась. Алиса совершенно спокойна, в глазах блеск.
Вспомнилось сказанное ею на орочьей стоянке, когда леди Кайлер открылась мне. «Убивать — сладко; сладко-пресладко…» Ее слова. Я полюбил чудовище.
Орк бросил к ногам пленников два черных ремня и двинулся к пирамиде. Нужны еще два, так как пояса пленников неосмотрительно порезали у входа в храм. Нурогг снял с ближайших мертвецов два недостающих ремня и вернулся к пентаграммам. Взор, которым сотник одарил и нас, и пленников, почти убивал.
— Ты сдохнешь, нелюдь! — яростно зашипел дрожавший от ненависти и страха страж. Второй продолжал молиться.
Нижняя челюсть орка выдвинулась вперед, показав два клыка. Нурогг сощурился и вдруг нанес пленнику сокрушающий удар. Сотник бил правой в висок, и страж рухнул к его ногам, уже лишившись чувств.
— Сдохну, — обронил орк, присев на корточки подле лежавшего на белом мраморе тела в черном мундире, — но не сейчас.
Нурогг нащупал на шее стражника пульс.
— Жив.
Удостоверившись, что с ударом не перестарался, сотник перевернул стражника на живот и одним из ремней умело связал ему руки за спиной. Потом вторым, также со знанием дела, опутал ноги у лодыжек.
Выпрямившись, орк повернулся ко второму пленнику.
— Не надо… — проскулил тот. — Я сам.
— Сам себя свяжешь? — рыкнул орк.
Нурогг сильно ткнул пленника в плечо. Так, что тот едва не налетел на Алису. Тень скользнула в сторону, и страж с жалким видом шлепнулся на тощий зад. Он был еще молод, лет двадцать пять или двадцать семь, я только сейчас обратил внимание на его возраст.
— Вставай! — Орк навис над пленником.
В руке Нурогга болтался ремень, принадлежавший одному из чернокнижников. Проблеяв что-то невразумительное, пленник поднялся. Орк стянул руки стражника за спиной, не обращая никакого внимания на всхлипы и стоны. Нурогг связывал пленника, нарочито причиняя тому боль. Затем, не церемонясь, сбил на каменный пол и стянул ноги. Из разбитого носа стражника потекла красная струйка.
Потерев ладони, Нурогг выпрямился.
— С кого начнем? — стоя спиной ко мне и монаху, хрипло спросил орк.
— Ты уверен?
Это говорил Томас Велдон. Обернувшись, Нурогг мрачно оглядел инквизитора. Лик орка потяжелел и посерел, как если бы был выточен из камня.
— Есть другие предложения, святой отец?
Последние два слова в устах орка прозвучали с издевкой.
— Нет, — холодно бросил монах и кивком головы подозвал к себе дочь.
— Тогда не мешай мне, инквизитор. — Орк едва сдерживал клокочущее в нем рычание. — Я про молитвы, если кто не понял! Никаких молитв!
— Ты их не услышишь!
В левом оке Велдона вспыхнуло знакомое неистовое пламя, однако святой отец быстро погасил его. Опершись на руку Лилит, церковник заковылял подальше от места ритуальной казни.
— Давай тоже отойдем. — Алиса прикоснулась пальчиками к моему плечу.
В ней чувствовалось сильное напряжение, ее жестокий настрой исчез. Все-таки моя любимая — не бездушное орудие для убийства.
— Будь здесь. — Орк искоса посмотрел на меня.
— Зачем? — взволнованно спросил я.
— Может статься, что потребуется помощь, — Нурогг пристально глядел на меня. — Или тоже уйдешь?
— Останусь, — с тяжелым сердцем ответил я.
Кровь и песок! Зачем я ему! Но и отступить, явив малодушие, нельзя. Дьявольский обряд некромантии, который вот-вот сотворит орк, — наша единственная надежда на спасение… Я горько усмехнулся про себя. Надежда на Спасение и Прощение… Опять злословлю. Эх, выберемся отсюда — и тогда помолимся во Спасение и Прощение.
Я готов на все, дишь бы вытащить Алису из подземелья да вырвать из лап Низверженного! Если для того потребна некромантия, то так тому и быть.
— Отойди к Велдону и Лилит. — Я взглянул на Алису.
Как же она красива, даже сейчас, в сей черный миг!
— Я остаюсь, — мягко улыбнулась леди Кайлер,
