Осава молчала. Обдумывала ситуацию. То, что они смогли по кусочкам собрать лишь сейчас, Хан понял, находясь на изолированном на корабле, без доступа к базам сообщений. Просто анализируя известные ему факты.
– Имея в распоряжении два корабля, один из которых был неисправен, а второй через год пойдёт на списание, не обладая законным правом командовать, находясь большую часть времени под действием парализатора, вы умудрились поставить врагу беспроигрышный ультиматум. Вы понимаете, что это не вызывает доверия? Это пугает, Хан. Ваш разум…
– Мой разум – совершенное оружие. И он может быть использован на благо Федерации, адмирал.
Говоря это, он стремительно сел на кровати и теперь упирался кулаком свободной от иглы руки в матрас. Взгляд у бывшего диктатора был жуткий, нечеловеческий.
– В обмен на это вы устроите так, что Федерация прекратит преследование остатков моей семьи. Мы останемся служить на «Энтерпрайз», разумеется. Не перебивайте, – это он едва ли не прорычал, – дайте договорить. Я, Хан, иду на самую унизительную сделку в своей жизни. Я предоставляю в ваше распоряжение свой ум, опыт, своё знание войны, проницательность, которая вас так пугает. Всё это станет послушным орудием в ваших руках.
Осава смотрела в его глаза. Нет, Хан не играл. Он злился, или даже был в бешенстве от того, что она медлит, от того, что он вынужден идти ей на уступки, но он не врёт.
– Вас и так не стали бы преследовать после всего случившегося, – Осава не отводила взгляда. Это противостояние она не собиралась проигрывать – речь шла о безопасности миллионов. – Поэтому я обязана спросить, во имя чего приносится ваша жертва.
– Я отвечу, – вскинулся он яростно, но вместе с тем горько. – Я приношу себя в жертву, чтобы у моей семьи была не только гарантированная неприкосновенность, но и право на свободное будущее, пусть и подчинённое вашим бессмысленным законам. Чтобы он, – Хан указал на доктора, – мог быть в безопасности. Чтобы продолжал верить в свои идеалы, спасать тысячи чужих жизней – не задавая вопросов, не думая о цене, которую платит сам. Через несколько дней на суде он и другие старшие медики-офицеры, участвовавшие в проекте, будут говорить об этом – о ценности каждой жизни, о том, что я и мои люди – вымирающий вид, о бесчеловечности эксперимента, который развернули предатели, а вы, остальные, позволили им это сделать, купившись на сказки о гарантированной народной популярности. И вы, адмирал, будете смиренно кивать, и более того – заставите кивать остальных. Это – цена моей сделки.
У Кирка сработал коммуникатор, и Осава всё же вздрогнула.
– Идите, – разрешила она Кирку.
Капитан вытащил комм из кармана, уже направляясь к двери.
Хан проводил Кирка немигающим взглядом, пока он не скрылся за дверью. После чего снова стал смотреть на Осаву.
Она видела, как сжимаются его пальцы, как гневно подрагивают, щетинясь перьями, огромные крылья. Казалось, ещё секунда – и он вырвет из руки иглу со шлангом и начнёт метаться по палате, как зверь в клетке. Но Хан не отводил от неё взгляда и не позволял себе шелохнуться.
Она смотрела на сверхчеловека, замершего в ожидании её ответа. Хан был пугающ, но вместе с тем великолепен – безусловно; он не только расписал, почему сотрудничество с ним выгодно – он действительно готов был продать свои умения, как оружие, и сейчас провёл демонстрацию. Осава не к месту подумала вдруг, какой бы корабль он мог построить, если дать ему возможность строить в открытую и использовать все необходимые ресурсы… И если поставить ему одно условие. Сделать этот корабль в первую очередь для мирных целей.
А ещё она подумала о своей вине – ведь она до последнего защищала проект. Защищала тогда, когда МакКой первым из старших медиков заговорил о бесчеловечности и жестокости эксперимента, и позже, когда ещё некоторые заявили о том же. В других словах, пусть; смысл одинаков.
Хан, в силу своих великолепных манипуляторских способностей, в полной мере заставил её ощутить эту вину.
– Нет ничего, чего бы вы не сделали для этих людей, верно? – спросила она негромко, поднимаясь со своего стула.
Сверхчеловек, видимо, получил нужный ему ответ, потому что слегка расслабился и кивнул.
– Для моей семьи. Вам следует это помнить.
– Я это учту, Хан, – сказала Осава. – И пожалуй, вам следует знать, что некоторые из ваших людей выжили.
Хан дрогнул крыльями, приподнимаясь на кровати, но Осава больше на него не смотрела.
– Можете отдыхать. Я пришлю медиков следить за состоянием офицера МакКоя.
Джим пришёл по вызову Кристины. Он не видел Спока с того момента, как вулканца транспортировали с Саратоги, и теперь, даже уставший, ощутил, как волна страха подкатывает к горлу и сжимает желудок. Его коммандер лежал, вытянувшись, на биокровати, под капельницей, вливавшей в него стремительно теряемую организмом влагу. Спока накрыли тонкой простынёй. Ткань пропиталась потом и прилипала к его телу. Волосы тоже намокли и липли прядями ко лбу, а взгляд из-под полуприкрытых век был бессмысленно устремлён в пространство. Крылья свисали по сторонам кровати, и сейчас казались растёкшимися чёрными кляксами.
При виде этого собственные крылья отозвались глухой болью, а в месте перелома она вспыхнула почти обжигающе.
– Посторонитесь, капитан, – тихонько попросила Чепел, коснувшись его плеча, и когда Джим, вздрогнув, подвинулся, ещё двое медиков накрыли Спока тяжеленным термоодеялом. От изолирующего материала веяло холодом.
– Мы пытаемся сбить температуру, – продолжила Кристина дрогнувшим голосом, наблюдая за работой младших медиков. – И пока порадовать нечем. Я позвонила вам… чтобы вы знали. Мы пытаемся найти причину. Правда.
– Я знаю.
Джим скользнул рукой под тяжёлый охлаждающий мешок и нашёл руку коммандера. Сжал пылающие пальцы.
– Спок, – позвал зачем-то. – Спок, ты меня слышишь?
– Он накачан транквилизатором, так что это бессмысленно.
– Знаю, – повторил Джим и ощутил глубоко внутри слабую вспышку раздражения. Могла бы и не напоминать, в самом-то деле. Он выпустил руку Спока. Собственная ладонь была мокрой от соприкосновения с горячей кожей вулканца. – Кристин, пожалуйста, о любых изменениях мне докладывать сразу. Лучше, хуже, что угодно.
И он вышел, прежде чем она хоть что-то успела ответить.
Смотреть на такого Спока было выше его человеческих сил.
МакКой выгнал Хана из палаты, едва пришёл в себя и перестал рваться от боли из ремней. Ремнями его привязали
