– И что он собирался сделать со всем этим? Как он мог стать богатым?
– Он сказал одному пиарщику, что у него есть доказательства жизни после смерти – хотел подкупить вас всех информацией о ваших жизнях, чтобы вы согласились общаться с людьми.
Кэллум крепко сжал руку в кулак.
– Мне бы очень хотелось оказаться здесь вовремя. Я бы смог заставить его понять, что он вмешивается в дела, которые никак его не касаются, поверь мне. – Он пылал яростью.
– Я знаю, иначе просто не могло быть. – Немного посомневавшись, я продолжила: – Хотя он этого и не заслужил.
– Согласен, – сказал Кэллум, и я вовсе не была уверена, что он действительно имел это в виду.
Мы сидели и молчали, окутанные такой близостью, какая только нам была доступна, но, как я и ожидала, ничего не происходило. Ко мне то и дело заглядывали сестры, но у них не было новых сведений о состоянии Роба. Мне отчаянно хотелось уйти куда-нибудь, остаться наедине с Кэллумом, но я знала: нужно ждать, а потом говорить с его родителями.
Они приехали достаточно скоро, и после короткого визита в палату их провели в комнатку, где сидела я. Я совершенно не знала, что им сказать, не будучи уверенной, что Роб не посвятил их в свои планы, и более того, не имея ни малейшего понятия, что они смогут обнаружить потом, когда будут разбирать его вещи. При этой мысли мне стало очень не по себе. Потом – это значило, когда Роб умрет, когда его окончательно поглотит ползучий туман. Я до сих пор помнила, как он зловреден, и ради Роба же надеялась, что его конец будет быстрым. Никто из нас был не в силах помочь ему.
Мама Роба была удивительно оптимистична; ведь врачи еще не объявили, что мозг ее сына мертв. Она очень волновалась, но благодаря своей жизнерадостной натуре надеялась, что единственный исход для него – это полное выздоровление. Я очень старалась не расстраивать ее, когда она расспрашивала меня о том, что случилось. Было похоже, Роб не сказал им о своих планах, но множество было трудно объяснить. Непонятнее всего ей было, что мы оба с ним делали в Сохо, и она все время возвращалась к этому вопросу. Я рассказывала историю о совпадении, о том, что я просто случайно встретила его там и несколько мгновений спустя он неожиданно рухнул на землю в надежде, что если буду талдычить одно и то же, это поможет убедить их. С его мамой это вроде как начинало медленно работать, но обдурить отца было гораздо труднее.
– Чего я не понимаю, – неожиданно вступил он в разговор после того, как в молчании просидел двадцать минут, – зачем он туда вообще шел. И твоя история, – он посмотрел на меня проницательным взглядом, – чушь собачья.
Я не знала, что ответить, и сидела с открытым ртом, охваченная паникой, а мама Роба в недоумении смотрела на нас двоих.
– Что ты хочешь этим сказать? – выдавила наконец она, поняв, что от меня не дождешься ни слова.
– Я хочу сказать, – напористо ответил ее муж, – что Роб никогда не имел дела с публичными людьми, или, по крайней мере, мне об этом ничего не известно. Значит, он явился к ним с тобой. – Он сердито ткнул в меня пальцем. – Я не верю этой поганой выдумке. Что ты замышляешь и почему хочешь вовлечь в свои грязные делишки нашего Роберта?
Я почувствовала, что у меня в жилах стынет кровь. Я не могла найти что ответить, понимая, что если начну врать, то запутаюсь во лжи и попаду в еще большие неприятности. Роб наверняка умрет, так что придется иметь дело с полицией, расследованием, бесконечными вопросами. И я не смогу строго придерживаться своей лжи. Я уже собиралась сказать им правду или, по крайней мере, что-то близкое к ней, и почувствовала, как на глазах вновь выступают слезы.
– Скажи им, что Роб не хотел никому, в том числе и тебе, говорить, в чем тут дело, что это был его секрет. – Голос Кэллума успокаивал. – Так мы, по крайней мере, выгадаем какое-то время.
Это была разумная идея. Я незаметно кивнула, но слезы продолжали оставлять свежие следы на моем многострадальном лице.
– Честно, это была идея Роба. Он не посвящал меня в ее детали, но при ее помощи надеялся стать знаменитым. – Я оторвала глаза от пола и пристально посмотрела на его папу. – Он велел не рассказывать никому, вообще никому, что он мечтает об этом. Спросите его сами, когда он придет в сознание.
Мистер Андервуд выглядел разъяренным. Он сидел на краешке стула, словно был готов наброситься на меня.
– Оставь бедную девочку в покое; она расстроена не меньше нашего, – вмешалась мама Роба, наклоняясь вперед и трепля меня по коленке. – Она же сказала, что мы сами спросим все у Роберта, когда будет можно. – Она задорно улыбнулась, словно верила тому, что говорила.
Я не могла ответить ей такой же улыбкой.
В полном молчании мы трое просидели там еще час. Кэллум ушел, чтобы по-быстрому подкрепиться чужими эмоциями, пообещав, что вернется в тот самый момент, что я попрошу его об этом. Мое ожидание, я знала это, дело безнадежное, но мне казалось жестоким оставить маму Роба. Его отец продолжал буравить меня взглядом, сидя на пластиковом стуле и сложив руки на своем огромном животе. Я то и дело бросала на него взгляды исподтишка: вот каким станет Роб, когда достигнет его возраста, с ужасом поняла я. Высокомерным, злым,
