– Положим, стрелой я тебе не сразу ответил, – возразил Илья. – Я тебе отказом ответил, потому не собирался с душегубом брататься. А вот когда ты меня свистом к земле пригвоздил, да чуть дух из тела не вынул – ну тогда и я стрельнул. Но да что уж теперь-то. Всякое бывало. Кто старое помянет, тому глаз вон.
– А кто забудет, тому оба, – добавил Соловей. – Давай-ка еще разок поиграем, старинушка, разомнем косточки, пока в гробы не положили.
Он резко выпрямился, отбросил самогуды, вцепился в ветку ногами и правой рукой… а пальцы левой сунул в рот.
Свист!!! Такой страшной силы издал свист Разбойник, что ушел Муромец в землю по самые колени. Разметало седые волоса, завьюжила борода, а в глазах потемнело, как в бурю. Соловей сейчас не сдерживался, не вполсилы свистел, как зачастую – а в самую полную мощь.
Вокруг дуба все повымерло. Попадали бьющиеся не так и далеко черниговцы и людоящеры. Полетели с неба жлезнокоготные коршуны. Замерла без движения шуликунская печь – из ее нутра выдуло злое колдовское пламя. Сама земля взрывалась и трескалась, точно вспарывали ее невидимыми сохами.
Илья Муромец медленно вытащил одну ногу. Сделал шаг. Вытащил вторую. Сделал другой шаг.
Тем временем первая уж снова увязла. Богатыря словно придавило небесным сводом, и кожу едва не срывало с лица. Соловей свистел во всю грудь, щеки его раздулись, глаза налились кровью, и сам он только что не падал с ветки.
– Постарел ты, Илейка! – выкрикнул он, переводя дыхание. – Теперь тебе против меня не сдюжить!
– Так и ты ведь тоже постарел, Соловейка! – откликнулся хрипло Муромец. – Надолго уж тебя не хватает!
Соловей торопливо набирал в грудь воздух. Он действительно не мог теперь свистеть по три, по пять минут, как в молодые времена. Дряхловат стал, сед, морщинист. Долго живут полувелеты, да только вечной юностью не обладают.
Единственный глаз слезился. Был когда-то Соловей зорок – орлу на зависть. Сейчас он еле разбирал, кто там стоит под дубом. Больше по голосу Муромца и узнал – тот с веками почти не переменился.
Сделав глубочайший вдох, Разбойник снова свистнул во всю ивановскую. Снова примяло траву и заложило уши сразу тысячам. Полетел, кувыркаясь, к земле змий летучий – и страшно кричали сидящие в колеснице татаровья.
Пригнулся Муромец на сей раз, зашатался. Страшно его ударило этим свистом. Булавой по темени – и то мягче б показалось.
Упал богатырь на колени. Припал к сырой земле, сгреб зелень весеннюю. Заскорузлые пальцы сжались так, что ногти в ладони впились. Услышал Илья как будто в голове голос – да такой гулкий и раскатистый, словно гора речь обрела.
Был то всего лишь отзвук, воспоминание. Давно в могиле этот голос. Сам Илья его похоронил, сам крышку гроба задвинул. Но сейчас он вдохнул поглубже, почувствовал снова запах корней травы-шептуна и ощутил безмерную силу.
Свист Соловья словно стих, отодвинулся куда-то за грань слышимости. А вместо него пришло спокойствие.
И глубинная древняя мощь.
Поднялся Илья Муромец на ноги. Выпрямился. Ни меча не было у него, ни палицы – просто голыми руками обхватил дуб столетний. Всунул пальцы в кору, как в трухлявый пень, крякнул… и вырвал дерево с корнями!
Триста пудов поднял над головой! Ствол, который и не объять было!
Поднял – и стряхнул с него Соловья, как гусеницу с веточки.
Шлепнулся старый полувелет с шестисаженной высоты, застонал от боли. Упал рядом вырванный дуб, землю тряхнул. Не торопясь взял Илья Соловья за шкирку, вскинул в воздух.
– И вправду Святогор с тобою силой поделился?.. – выдохнул тот. – Эх-ма, нашел с кем!..
– Мудрый он был, – ответил богатырь. – И добрый. Не тебе чета, полувелет.
– Да уж куда мне до него… – прокряхтел Соловей. – Что ж, убивай меня теперь… Тогда не добил – теперь уж закончи… Изведи велетов на Руси окончательно…
– Не убью, – тяжко вздохнул Илья. – Слово я давал Святогору – не трогать ваших. Ты хоть и полукровка, но отпущу. Только и ты слово дай, что уйдешь, да больше вредить никому не будешь.
– Что же, даю, – охотно согласился Соловей. – Слово дать – это можно. Только не богатырское оно у меня, а так просто. Не серчай уж на меня, убогого.
Очень медленно разжал Муромец пальцы. Отпустил старого разбойника живым. Закряхтел тот, потирая горло, прищурился единственным глазом и повлекся к речке, к накатывающим на берег волнам.
К Илье тем временем подбежали два отрока – да не порожними, а с грузом. Один почтительно подал запасную сброю – меч булатный, булаву тяжелую, лук с полным тулом стрел. Другой, пыхтя от натуги, волок два железных копья, да еще лошадь за собой вел, такими же копьями груженную. На лошади же висел и огромный деревянный щит, обтянутый кожею.
– Илья Иваныч, уф!.. – сбросил груз паренек. – Насилу сыскали тебя!..
– Благодарствую, молодцы, – склонил голову старик. – Благодарствую. Теперь…
Уши резко заложило. Отошедший уж на полсотни саженей Соловей развернулся и полоснул острым звуком. Так плотно сжал губы, так тоненько засвистел, что мало кто и услышал.
Но уж те, что услышали…
Самого Муромца отбросило. Точно конь лягнул со всей дури. Тут же отшвырнуло и отрока справа – он пролетел по земле и упал со свернутой шеей.
А отроку слева пришлось хуже всех. Он был без кольчуги, в одной полотняной рубахе – и ему просверлило живот. Из глаз хлынула кровь, и совсем юный еще паренек перестал дышать.
Соловей прервался, стал набирать в грудь воздух. Но Илья Муромец уже поднимался, уже выносил из-за спины лук – и не успел полувелет снова свистнуть, как сошла с тетивы стрела.
Она вонзилась точно в глаз. Второй, уцелевший.
И вышла из затылка.
Соловей Рахманович зашатался, охнул чуть слышно – и повалился на песок. Лизнула его волна – и отпрянула поалевшей.
– Не я первым слово порушил, – мрачно молвил Муромец.
Он поглядел на отроков. Мертвы оба.
И за что, главное? Что они ему сделали, чем обидели?
Верно говорят, что старого разбойника только могила и исправит.
Горевал над убитыми богатырь недолго. Сегодня такие тьмы народу погибли, что еще двое – как пара дождинок в озере. Подхватил Муромец одной рукой вязанку железных копий, да приставил ладонь второй ко лбу, поглядел на небо.
Вон он, громогласный. Летит. Буйствует. После того, как Демьян Куденевич погиб, Горыныч Змей крепко раздухарился. В одиночку столько шороху наводит, сколько целое войско не наведет, гад огнедышащий!
Давненько Илье Муромскому не доводилось с Великими Змеями-то ратоборствовать. Годов так сто уж не встречался ни с одним. Да и тот, что был сто… нет, все ж девяносто годов назад… был мелким и хилым. И не здесь Муромец его встречал, а в далекой земле черноногих.
А этот – здоровенный. Матерый. Размерами, пожалуй, не уступит тому чудищу, что Добрыня когда-то завалил. Да еще и о трех головах, что даже для Великого Змея – несуразица.
Биться с этими ящерами – задачка зело тяжелая. И
