Она хватает меня за плечо.
— Я так и знала. Что именно ты слышала?
— Ничего, кроме этого. Но мы предупредим их. Берилл и остальные не дураки — знают, что делать. — Я сжимаю ее руку, пока мои мысли мчатся вперед, к тому, что нам нужно сделать. Каким образом Жермен может навредить соперникам и Холму — но так, чтобы Холм ничего не заподозрил?
Из ее горла вырывается сдавленный звук.
— Я презираю Жермена и его друзей.
— Я тоже. Но все будет хорошо, — обещаю я. И я не шучу.
Она замолкает, держа меня за руку, только нервно постукивает пальцами по животу. Я слушаю и, наблюдая, как комната постепенно светлеет вместе с пасмурным дождливым небом, думаю о приготовлениях. Мне нужна не только мужская одежда, но и способ замаскировать лицо. И могу ли я что-нибудь взять с собой? Я хмурюсь. Ежегодно, по крайней мере, один человек пытается протащить с собой клинок или деньги, и ежегодно такой человек вылетает обратно через гигантскую изгородь и приземляется в толпу.
Из-за чего возникает вопрос о планах Жермена и вариантах его воплощения, если они ничего не смогут пронести с собой.
Кроме того, возникает вопрос, не опознает ли Лабиринт во мне девушку и не вышвырнет ли меня за ворота. Так же, как и с другими вещами, которые запрещены.
У меня сжимается желудок. Об этом я не подумала. Что, если у Холма есть возможность узнать это?
Удар грома сотрясает оконное стекло и заставляет нас с Селени подпрыгнуть. Я перекатываюсь к окну, чтобы посмотреть, насколько все плохо и не сгорел ли город дотла прошлой ночью. Нет. Все по-прежнему, только намного лучше.
Я вздыхаю и принимаю сидячую позу. Мне нужно доставить пирог. Смотрю на Сел.
— Мне нужно разнести пироги, а потом я буду…
Она поднимает руку.
— Стоп. Какого рожна? Поверни голову.
Я поднимаю бровь и поворачиваюсь только, чтобы услышать ее визг.
— Что ты наделала?
Моя рука поднимается, чтобы коснуться локонов, которые теперь едва ли длиннее моих ушей. Я забыла. Я отворачиваюсь, словно могу это скрыть.
— Ничего. Я остригла их и все.
— Ты не просто остригла их — ты их убила!
— Ш-ш-ш! Мама с папой услышат…
— Но зачем? — снова визжит она, поднимаясь на колени. — О чем ты только думала? То есть, ты видела их? Ты выглядишь… выглядишь… — ее испуганный взгляд перемещается с моих волос на лицо и обратно на волосы. — Как…
— Надеюсь, как мальчишка.
— Что? — теперь ее голос звучит на полную громкость.
— Ш-ш-ш! Селени, пожалуйста! Никто не должен знать. Даже мама с папой. По крайней мере, пока.
— Если не считать, что все узнают, едва увидев тебя! — Селени прижимает руку к моему лбу. — Ты заболела? Или что-то не то съела? Посмотри на меня.
Я отстраняюсь.
— Я не больна — все в порядке.
Она в ужасе откидывается назад и изучает меня.
— Думаю, тебе лучше объясниться. В подробностях.
Я делаю вдох, задерживаю дыхание — и выдыхаю так быстро, как только могу. Но мой голос все равно дрожит.
— Вчера вечером я пыталась поговорить с представителями университета и парламента о маме. Мало того, что им было все равно, Сел, они четко дали понять, что ничего не сделают. — Я опускаю взгляд, у меня перехватывает дыхание. — Но мама, на самом деле, плохо себя чувствует. Ей становится все хуже, и слишком быстро — на этой неделе ей уже трудно вставать с постели.
Я останавливаюсь прежде, чем рыдания вырываются наружу — не замечая, что они уже вырвались и совпали с приглушенным криком петуха, который возобновил свое кукареканье.
— О, Рен, — лицо Слени вытягивается вместе с голосом.
— А как же ваше последнее лекарство? Ты говорила, что оно многообещающее.
— Так оно и было, — я вытираю глаза большим и указательным пальцами, чтобы избавиться от угрожающей сырости, и больше ничего не объясняю, чтобы не разразиться проклятиями или слезами. Мне нужно уйти. Убежать. Спрятаться. Если я собираюсь участвовать в конкурсе, мне не следует об этом говорить. Мне нужны ясный разум и сфокусированные эмоции.
— Та-а-а-к, а при чем здесь твои волосы?
Я облизываю губы. Затем облизываю их еще раз и пытаюсь не выглядеть смешной.
— Сегодня я решила попытаться принять участие в конкурсе на стипендию мистера Холмса.
Она хмуриться.
— Ты что?
Я повышаю голос.
— Я буду участвовать в конкурсе мистера Холма.
— В Лабиринте? Что за?
— Тсс! Ради бога, Сел — я войду, чтобы проверить, смогу ли я сделать это. А так как я почти ни в чем не уступаю парням — то почему бы и нет? — я встаю с кровати и направлюсь к своему единственному маленькому платяному шкафу, из которого чуть сильнее, чем следовало, выдергиваю блузу.
— То есть, у меня, может, и нет хороших шансов на победу, но, что если есть? Может это заставит людей прислушаться ко мне и отцу. Может они и, в самом деле, задумаются, а не принять ли меня в университет.
— А как же твои родители? Что будет, если тебя поймают? Тебя могут отдать под суд или что-то в этом роде.
— Я не нарушаю закон. Я участвую в мероприятии для частных лиц. Если они позволят мне играть, знают они, кто я, или нет, ответственность на них. Я буду приходить и уходить, делать все, что пожелают мои родители. И, насколько мне известно, Лабиринт все равно не позволит мне играть.
Она скрещивает руки на груди.
— Ты меня разыгрываешь, да?
— Нет.
— Тогда я не шучу, Рен. Это странно. Даже для тебя.
— Я ради этого обрезала свои волосы.
Она кивком соглашается со мной и продолжает смотреть на меня со своего места на кровати.
— Ну, тогда ты знаешь, что это худшая идея, которая когда-либо у тебя была, верно? И, без обид, но это о многом говорит.
— Понимаю, — я натягиваю блузку через голову.
— Это глупо.
— Знаю.
Она встает и сглатывает так громко, что я не знаю, давится ли она слезами или ее тошнит, но когда я поднимаю взгляд, в ее глазах мелькает искорка страха, плечи распрямляются, а рука сжимается.
Я хмурюсь.
— Ты ведь никому не скажешь? Потому что я не делаю ничего плохого. Я просто устала от ощущения, что все так, как есть и может быть только так.
Она смотрит, как я надеваю шляпку, которая, я знаю, выглядит нелепо, но не даст людям задуматься, что под ней. Секунду спустя, она подходит к моему шкафу, достает одежду и начинает переодеваться, тихо говоря:
— Я не собираюсь доносить на тебя. Потому что я иду с тобой.
— Тебе не обязательно. Я вернусь через пару часов — мы еще поговорим…
— Не только на доставку, дура. Я иду с тобой в Лабиринт.
Теперь моя очередь замедлиться, повернуться и посмотреть на нее. Она шутит.
У нее серьезное выражение лица.
Я качаю головой.
— Не
