– Я… Нет, пока нет. Извини. Я просто…
Она кивнула.
– Ничего, я понимаю. – Она повела его в другую крошечную комнатушку. – Кажется, только мы с тобой по-настоящему его любили.
– Что случится, если они не найдут его… талисман? Если никто его не найдет?
– Не знаю.
Они подошли к выходу, и девушка распахнула дверь. Солнечный свет залил обшарпанный деревянный пол, Том и Люси услышали, как ветер свистит в холмах. Ветер закрутил клетчатую юбку вокруг худых ног Люси.
– Может быть, он… знаешь, умрет.
Том прищурился от неожиданно яркого света.
– Может, это и к лучшему?
– Если их всех послушать – то да.
Том спускался за ней по ступенькам.
– Мне загородили выезд, – рассердилась Люси. – Придется выбираться по клумбе.
– Не надо. Я могу пройтись до Вестшира.
– Нет, я не хочу оставаться с ними в доме. Цветы на клумбе все равно засохли.
* * *Квартира Тома находилась на втором этаже старого здания на Франклин-авеню. Помахав Люси, укатившей на «Бьюике», Том устало потащился вверх по красным ступенькам к парадной двери. Из окон виднелись парковка и гараж, а также здание напротив.
Он медленно, тяжело дыша, волочился по темному коридору к своей квартире, радостно вспоминая, как Люси спасла его от пешей прогулки к остановке автобуса, как вдруг заметил полоску дневного света на ковре. Дверь была приоткрыта, он уловил запах сигаретного дыма.
Том помедлил, потом шагнул вперед и распахнул дверь.
Прямо перед ним располагалась кухня с видом на пальмы, крыши и окна квартир, налево – гостиная, но дымок вился справа, из спальни.
Он занервничал:
– Кто здесь?
– Заходи, Томми, – услышал он женский голос.
Том сделал два шага к двери спальни. При свете, просачивающемся сквозь подъемные жалюзи, он увидел Вивиан, сидящую на его кровати. Она разложила на покрывале с полдюжины трубок и свою сумочку. На тумбочке стояло блюдце с тлеющей сигаретой.
– Это тебе Бенджамин подарил?
Том не видел Вивиан лет пять, с тех пор как отец с ней разошелся. Она была в белом брючном костюме и меховой накидке, с жемчужным ожерельем, полумесяцем облегающим складчатую шею. В белых лайковых перчатках ее длинные пальцы были похожи на клешни краба.
До него дошло, что Вивиан спрашивает о трубках.
– Да, он думал, что мне понравится курить трубку.
Вивиан встала и потянулась за своей сигаретой, зажала ее между губами, в тусклом свете комнаты блеснул уголек.
– Угу, – сказала она, выпуская дым с каждым слогом. – Ну а ты?
Он пожал плечами.
– Они у меня почему‐то тухнут.
Вивиан наклонилась и подняла одну трубку. Она рассмотрела ее как следует и сказала:
– «Данхилл». Есть и «Кастелло», и «Сасиени-фор-дот» – все довольно дорогие.
– Он щедрый. Был.
Она склонила голову набок.
– К тебе?
– Конечно. Ко всем нам. Эта квартира, содержание. Он дал мне те книги.
– «Обломками сими подпер я руины мои», – пробормотала Вивиан.[21]
От нее пахло ликером. Она шагнула мимо него к комоду, на котором громоздился неровный ряд книжек в твердых и мягких обложках.
– Включи свет, Томми, – приказала она и, когда он неохотно повернул выключатель, провела рукой в лайковой перчатке по верхнему краю книжного ряда.
– Андре Нортон, Хайнлайн, Брэкетт, – перечисляла она, и ее пальцы на мгновение задержались на высокой книге в твердом переплете. – «Изгой» Лавкрафта. Эта книга стоит немало даже в таком неприглядном виде.
Она вытянула фолиант из ряда и открыла, чтобы просмотреть страницы, обложку, еле державшуюся на нитках. Края страниц были окрашены под мрамор. Вивиан взяла том обеими руками и уставилась на рисунок из красных и синих завитков на боковом обрезе, потом покачала головой и перевернула книгу, чтобы рассмотреть последнюю страницу. В конце концов она взяла том за корешок и потрясла его. Из книги вылетел проездной на автобус и, тихо прошуршав, улегся на пол.
– Моя закладка, – уныло сказал Том. – Похоже, я не сильно продвинулся.
– На твоем месте я бы продала эту книгу. Не знаю, будет ли теперь поступать содержание.
Она вернула том на место.
– И почему же именно эти книги?
– Мне нравился фильм «Звездные войны». Отец подумал, что мне понравится научная фантастика. Но… – добавил он печально. – Я слишком тупой для чтения.
Она перелистывала другие тома, трясла их, внимательно рассматривала обложки.
– Нет Весов, – бормотала она, – ни символа, ни созвездия.
Поставив последнюю книгу на место, она повернулась к Тому.
– Когда тебе было пять лет, он неделю играл с тобой в шашки, разговаривал и передвигал фигуры туда-сюда, снова и снова, а ты наблюдал.
– О! – моргнул Том.
– Из моего «Ягуара» не выжмешь более ста сорока девяти миль в час, – продолжала она. – Я и сама никогда не поехала бы с такой скоростью. Но в машине есть ограничитель, регулятор скорости заводской установки. Джеймс Уатт изобрел регуляторы для моторов еще в восемнадцатом веке. Когда мотор приближается к порогу скорости, регулятор отключает подачу топлива.
Том не знал, что сказать, и смотрел на Вивиан во все глаза.
Она скорчила гримаску.
– С моей стороны непорядочно объяснять тебе все это, считая, что я делаю доброе дело. Я забираю две трубки, Томми. Ты все равно не куришь, а выгравированные глаза птичек могут оказаться пятью ярчайшими звездами в созвездии Весов.
– Не забирай! – воскликнул Том, и воздух наполнился пьянящим ароматом какао.
Вивиан фыркнула и криво усмехнулась.
– Отец раньше приносил тебе какао, когда ты болел. Не расстраивайся, Томми, я забираю трубки.
Том сгорбился. Он не мог бороться с мачехой.
– Что ты с ним сделаешь? – спросил он в лоб.
– Спрячу от вас. Брак с ним был адом, но я не хочу, чтобы он оказался во власти собственных детей. – Она усмехнулась, но Том мог поклясться, что не от счастья. – Я ведь его любила. Как и все мы.
Том знал, что она говорила о других женах отца.
– Моя мать покончила с собой.
Вивиан положила сигарету на блюдце.
– Потому что она любила его и тебя тоже. Что еще оставалось делать матери?
Она спрятала две трубки в сумочку и защелкнула замок, потом оттолкнула Тома и вышла в прихожую.
Том пошел за ней.
– Я вправду был для него проклятьем? – От подъема по лестнице он не запыхался, а сейчас вот запыхтел, как паровоз. – Эвелин говорит, что так сказала моя мать. А она ведь была гадалкой, да?
Вивиан повернулась и прильнула к двери.
– Ах, Томми! Ты, черт побери, тоже любил его, так? Ты и Люси. Два последыша. У меня ведь детей не было. На вас он впервые вылил отцовскую любовь, проникся ответственностью. Он часто ставил ту песню Синатры из «Карусели» – разговор с самим собой. О мужчине, который волнуется, будет ли он хорошим отцом сыну и дочери. Он… Нет, твоя мать была не гадалкой, а оракулом.
Она заглянула на кухню.
– У тебя, конечно, выпить не найдется?
– Нет. Я… Кофе. Кола…
– Ну и ладно. Все равно я за рулем и не хочу схлопотать штраф за вождение в нетрезвом виде.
Она открыла сумочку и выудила из нее плоский серебряный портсигар с шестью выстроившимися в ряд сигаретами, чиркнула серебряной зажигалкой.
– Ты не был моим ребенком, – продолжила Вивиан, выпуская дым, – однако Бенджамин объяснил мне, что твоя мать жгла листья и входила в транс, нюхая дым. Как-то, будучи в трансе, она объявила ему, что ты – а было тебе тогда годика четыре – однажды перехитришь его, и от этого он умрет.
Она озадаченно уставилась на Томми.
– Он мог бы тебя убить, но он так тебя любил.
– Перехитрить его? Это… – У Тома не нашлось слов.
– Я знаю. Невозможно. До встречи, малыш.
Она открыла дверь и быстро пошла по коридору.
Том притворил дверь, закрыл ее на засов и шаркающей походкой потащился в спальню. Он посмотрел на четыре трубки, оставшиеся на покрывале. Оказывается, он хранил отцовский талисман, не
