У Агнес чешутся руки – так бы и отхлестала себя по щекам! Что-то ты, шпионка, туго соображаешь! Она столько думала о Себастьяне как о личности, что совсем упустила из вида мысль о том что он – ценный ресурс. Да, Себастьян украл из Оссуария несколько костей, но всему есть предел. Сколько еще чудесных образцов он сможет стащить из цитадели Владыки и не попасться? Ценность Себастьяна не в этом. Он работает с костями, обрабатывает их, извлекает из сырья могущественную силу. Часть ремесла остеомага – поглощение магии.
Остеомаги используют собственные тела в качестве сосудов, часть магии содержится в них самих. Агнес видит, как магия меняет Себастьяна, как его скелет становится хранилищем магии. Его тело более ценно для Северной Калифорнии, чем десятки крошечных ампул с измельченными костями.
Мантикора ставит чашку на блюдце. Даже через пудреницу Агнес слышит звон фарфора.
– Ты поняла?
– Да, – кивает Агнес.
Захлопнув пудреницу, она принимает решение.
* * *Себастьян живет в «коробке». Жилище весьма дорогостоящее, одно из тех строений из стекла и бетона с потолками в пятьдесят футов, огромными стенами, куда так и просятся большие картины, чтобы квартира не напоминала склад. Мебели нет, потому что Себастьян переехал несколько недель назад и так загружен на работе, что заняться обстановкой некогда, поэтому некуда ни сесть, ни поставить напитки. Спальня просторная и пустая, с кроватью и письменным столом.
Зато кухня обставлена полностью, и Себастьян умело в ней орудует. Битый час Агнес наблюдает, как он рубит, режет, бросает продукты охлаждаться и посыпает различными приправами. Он пробует их то и дело, пока готовит, на вкус и на запах. Чтобы Агнес не скучала, ей доверено нарезать кубиками морковь.
– Интересно, все остеомаги – хорошие кулинары?
– Только талантливые. Сложная магия требует искусства.
Его слова звучат чуть заносчиво. Возросшее могущество заметно даже по внешнему виду: белки глаз насыщенного кофейного цвета, как кости из Ла-Бреа, пропитанные битумом за десятки тысячелетий. Неуловимые изменения в походке: появилась кошачья гибкость. И взор стал цепким, как у хищной птицы. В Оссуарии он работает с костями грифона.
Они обедают на крыше, на террасе, недавно обустроенной дешевой садовой мебелью. На складном стуле Агнес развевается ценник.
И все же обстановка волшебная! Огни каналов и подвесных кабинок – прямолинейная галактика, простирающаяся от моря до гор на востоке. Миллионы людей сгрудились на этом клочке земли, выживая в неволе. Агнес почти чувствует, как они напряжены, сопротивляются, готовые взбунтоваться.
Себастьян потягивает вино. Агнес успела забыть название, что‐то французское, но вино дорогое, красное.
Она смотрит на его руки.
– Я должна вас убить, – роняет она.
Он прикрывает глаза, печально кивает, отставляет бокал. Когда он снова их открывает, его зрачки сужены.
– Яд василиска в зубной коронке?
– Черт! Откуда вы знаете?
Он стучит пальцем по переносице и демонстративно втягивает воздух.
– Это начинает надоедать, – морщится она.
– Возможно, но тонкий нюх очень полезен. Зачем меня убивать?
– Вы превратили свое тело в ценный ресурс.
– А-а, спасибо, – ухмыляется он.
– Зря хорохоритесь. Вы понимаете, что я имею в виду. Мои хозяева получат гораздо больше, выпотрошив вас, чем собирая подачки, украденные из Оссуария.
– А почему бы не пристроить меня на работу в Оссуарий северян? Опять же, магию рецептами не описать.
Агнес трясет головой. Сделки бессмысленны. Слишком поздно.
– Им выгоднее порубить вас на куски.
Себастьян смотрит на ее руки.
– Хорошо. Надеюсь, вы понимаете, что у вас нет ни единого шанса убить меня?
– О чем вы? Конечно, есть.
– Против вашего яда я давно обеспечил себе защиту.
– Против ножей тоже? А если я просто сломаю вам шею? Или перережу топливопровод на лодке? Сброшу с крыши прямо сейчас?
– Намекаете, что вы необычайно изобретательны.
– Всего лишь перечисляю возможности.
– В вас сейчас скорее говорит обида, а не жестокость.
– Я же шпионка, – сердится она. – Откуда вам знать, о чем я думаю, что чувствую или как поступлю.
– Ну так расскажите, – в его странных глазах мольба. – Что же вы собираетесь делать?
– Мексика, – говорит она.
Ей следует собраться с мыслями, чтобы не сказать лишнего. Она многим рискует. Но он терпелив.
– Я знаю людей… тех, которые помогут нам добраться до Мексики.
«Нам» – рискованное слово. Он обратил внимание. Не понравится ему ее предложение, тоже ничего. Ничего хорошего, но нормально.
– Что нас ждет в Мексике?
Она облегченно выдыхает. Он тоже сказал это слово.
– Не много, – признает она. – Но Мексика недосягаема для обоих наших правительств. Вас не съедят, а меня не будут преследовать за неповиновение. Оттуда мы сможем поехать куда захотим. В Южную Америку, Азию. Может, даже в Европу. С нашими навыками мы везде устроимся. Не пропадем. Как-нибудь выкрутимся.
Он словно взвешивает все «за» и «против».
– Ваши знакомые… Что они возьмут за труды? С наличными у меня туговато.
Она не колеблется ни секунды.
– Два пальца.
Он слегка бледнеет, но ей не приходится объяснять, что лучше пожертвовать двумя пальцами, заряженными магией, чем всем телом.
– Им все равно, какая рука, какие пальцы, – успокаивающе добавляет она.
Она снова смотрит на его руки, и у нее кружится голова. Он, ни говоря ни слова, позволяет ей себя спасать. Она берет его за руку и ведет в спальню.
* * *Агнес сидит, откинувшись на подушки, рядом с Себастьяном. Он тихо посапывает. Она смотрит в огромное, во всю стену, окно. Слышит шум города, пробуждающегося у подножия холма, гудки судов, рынды на баржах и шум пенящихся волн.
Каждая миля извилистого канала между Голливудом и Тихуаной может обернуться ловушкой. Перед казнью без какого-либо судилища Агнес подвергнут пыткам и допросам. А Себастьяна… Агнес не может представить себе, сколько раз можно препарировать остеомага, не давая ему умереть.
И она придумывает план. Ей не на кого положиться. У нее нет денег. Но она многое умеет, знает, чего хочет, а это даже лучше наличных. Она сумеет выжить. Выберется из скотобойни сама и прихватит с собой Себастьяна. А потом будь что будет.
Агнес замечает пару птиц, кружащих высоко над холмом. Что‐то великоваты они для чаек или ястребов. Может, кондоры? Форма какая‐то необычная, несоразмерная. Она видит у них человеческие черты, когда птицы оставляют свою орбиту и резко пикируют к окну.
Агнес мгновенно сбрасывает простыни, хватает валяющиеся на полу джинсы, выхватывает из кармана складной нож и щелкает лезвием.
Налетчики врываются через окно.
У обоих серовато-розовая кожа, круглые карие глаза с красным размытым ободком, крылья волочатся по полу. Они отряхиваются, и осколки стекла градом разлетаются во все стороны.
Себастьян вскакивает, прикрываясь подушкой. Он втягивает носом воздух, принюхивается.
– Эти не местные.
– Нет. Кажется, из моих краев.
– Что вам надо? – спрашивает их Себастьян.
Агнес разбирает смех.
Когда в окно вламываются чудовища, совершенно ясно, чего им надо.
Один из пришельцев стряхивает с крыла стекло, надменно задирает подбородок, изо всех сил стараясь придать себе угрожающий вид. Наверняка из чинуш.
Цок-цок-цок по крыше, и на узком карнизе появляется волк. Он осторожно обходит разбитое стекло и прыгает в спальню. Агнес была права. С тремя полностью сформировавшимися головами он великолепен.
– Карл, что все это значит? – спрашивает Себастьян.
– Карл? – недоверчиво переспрашивает Агнес. – Его зовут Карл?
Три головы синхронно кивают.
– Да. А вы вовсе не Агнес Сантьяго, а Агнес Вальдес.
Есть лишь один способ узнать ее настоящее имя.
– Вы работаете на северян?
– Не может быть, – говорит Себастьян. – Я изучил его личное дело от корки до корки. Его свидетельство о рождении. Он родился на Двадцать девятой Палмс. Всю жизнь прожил в Южном Королевстве.
– Я
