— Вернись, Сет!
Амон ощутил, что сердце в лежащем перед ним теле снова начинает биться, но поверил только в тот момент, когда Сет сделал несколько судорожных вдохов, сел, ругаясь сквозь зубы и потирая шею. Анубис рядом рассмеялся, открыто, искренне.
— Можно и кофе сварить, — довольно заявил Амон, приглушая силу, позволяя ей снова сиять в нем самом.
========== 31. ==========
Персефона слышит, как поют кости, скрытые под землей.
Персефона видит, как прорастают цветы сквозь разлагающиеся трупы.
Персефона ощущает, как под кончиками пальцев возникают фиолетовые искры и складываются в ростки.
Персефона чувствует на губах вкус крови и терпких гранатов.
Персефона улавливает запах асфоделей и пыли, в которую со временем превращаются кости.
Она — начало и конец, жизнь, свернутая в коконе смерти.
Богиня весны и королева Подземного мира.
Персефона хорошо понимала Анубиса.
Те вещи, которые даже Гадесу сложно осознать. Он был королем Подземного мира слишком давно — фиолетовые искры и сумрачные поля уже давно стали его собственными плотью и костями. Да и были ими изначально: Гадес сам создал Подземный мир.
Персефона пришла позже. Гадес разделил свое царство с ней, в каждой смертной жизни она легко вспоминала прошлое и снова ступала босыми ступнями по лепесткам асфоделей, касалась руками пепельных камней и вслушивалась в негромкий шелест Стикса и Леты.
В этот раз всё было иначе. Она вспомнила — но гораздо позже. Когда уже укоренилось восприятие Софи, девочки, которая видела богов, но всё еще не могла поверить, что ей нужно думать вовсе не о поступлении в колледж.
Давным-давно Амон внезапно появился на пороге их дома и с восторгом начал рассказывать о фотографии — ну, Амон всегда говорил с бурными эмоциями или не говорил вовсе. Персефона помнила, что одежда того времени ему не шла, зато он показал новое изобретение, фотоаппарат, и мультиэкспозицию, когда на одном кадре одновременно было несколько картинок.
Сейчас Персефона ощущала себя примерно как те зернистые кадры в сепии. Ее память о прошедших тысячах лет вернулась в полном объеме — но вместе с нею осталось и восприятие девушки Софи, которая в обычной человеческой жизни встретила богов.
Воспринимать Подземный мир было… не так просто.
Он окутывал туманом, ложился под ноги блестящими от росы цветами и приносил запах подгнивших лесных корней. Это было привычно — и в то же время ново. Старые воспоминания — и абсолютно новые ощущения.
Сила Подземного мира не окутывала Сеф плащом, не вздымалась за спиной крыльями — она мягко вилась вдоль ее вен на запястьях, стискивала браслетами. Билась в такт человеческому сердцу. Персефона была тьмой и жизнью.
Она хорошо понимала Анубиса, на плечи которого внезапно лег весь мир мертвецов — к счастью, у Персефоны все-таки был Аид, с которым можно это разделить.
Гадес оставался внимателен, что бы ни происходило вокруг. Каждый вечер неизменно приходил к ней, и они переплетались телами, как будто не могли насытиться друг другом. Они говорили и рассказывали, слушали друг друга и позволяли тьме и росткам жизни связывать их вместе.
Кроме той ночи после появления чудовищ.
Аид оставался спокоен, ожидая, когда вернется Сет, но Персефона лучше многих знала, что появись тогда в клубе сам Кронос, и Аид, не задумываясь, пошел бы на него.
Ее беспокоило раненое плечо мужа, которое заживало гораздо хуже, чем должно. Это волновало, но не так сильно, как могло: судя по Амону, боги теперь просто восстанавливались медленнее. По крайней мере, от ран, нанесенных чудовищами.
Сехмет честно сказала, что, если бы ее не было в том клубе, еще не известно, чем был итог ранения, пусть и в плечо, но оказалась задета артерия. Смертное тело Гадеса могло просто истечь кровью — но божественная регенерация и быстрая перевязка Сехмет сделали свое дело.
Позже, дома, Нефтида еще разок сменила повязку на ароматную, пахнущую луговыми травами и лесными ягодами. Персефона не сомневалась, это неплохо отвлекало Неф от происходящего.
Никого из них не удивила вспышка Анубиса в клубе. Персефону — особенно.
Она понимала, что дело было в Сете. А еще в мертвецах — никто не рассказал Анубису, как справляться с миллионами душ, которые скребутся и шепчутся в каждом порыве ветра. Если бы у Сеф рядом не было Гадеса, она бы не справилась с этим постоянным ощущением чужого присутствия, с ответственностью и почти ощутимым физически грузом.
А еще она лучше многих знала, что смерть Осириса не была для Анубиса такой легкой, как он хотел показать. Она помнила разговор несколько жизней назад, когда они вдвоем пили пиво и жаловались на родителей.
Персефона рассказывала, что мать не желает — до сих пор! — смириться с тем, что Сеф самостоятельная, что у нее целый Подземный мир. Анубис вздыхал, что отец никогда не воспринимал его всерьез, хотел видеть собственную идеальную копию.
— Я знаю, что говорила Исида, когда думала, я не слышу, — делился Анубис. — Она называла меня странным. Я не соответствовал ее представлениям о принце мертвых. Отец тоже всегда считает, что лучше знает, как мне себя вести и что делать. А я не соответствую. Он любит меня, по-своему. Но мне кажется, я так никогда и не стану тем, кем он хотел бы меня видеть.
— Неф и Сет не такие.
— Нет. Но я постоянно боюсь, что не оправдаю и их ожиданий, — Анубис горько и слегка пьяно рассмеялся, развел руками. — Ты же знаешь меня, Сеф! Как я могу хоть чьи-то ожидания оправдать?
Тогда Персефона с грустью подумала, что и она сама вряд ли когда-либо была такой дочерью, которую хотела видеть ее мать.
Сейчас, вспомнив себя, Персефона пока так и не осмелилась встретиться с Деметрой.
Зато встречи с сестрой избегать не стоило. Гадес, конечно же, заявил, что одна она с Гекатой встречаться не будет. Персефона не протестовала, знала, что бессмысленно. В итоге, они все отправились в Подземный мир. Сету стоило хорошенько выспаться после возвращения, остальным тоже. Поэтому Гадес провел всех сквозь дверь, а тут попросил Гипноса навести на них магический сон.
Персефона ждала в одной из комнат замка. Теперь она помнила их все: расположение, как сама покупала с Нефтидой картину с сельским пейзажем, которая сейчас висела на стене. Как однажды Анубис расколол статуэтку с каминной полки и долго боялся признаться. Или как Амон с Сетом напились и спали в обнимку здесь на диване.
— Мальчики такие мальчики, — любила вздыхать Нефтида.
Подземный мир льнул к Персефоне трехглавым Цербером, устроившимся у ног, теплом от камина и фиолетовыми искрами, что вспыхивали в воздухе, стоило лишь захотеть.
Это место всегда было ее воздухом, где бы ни находилась Персефона.
Дверь негромко раскрылась, Гадес бесшумно прошел по комнате
