Поднявшись, Персефона скользнула к Гадесу, уселась на ручку кресла, прижалась к мужу — с той стороны, где не было раны. Его рука обвила ее талию, Цербер завилял куцым хвостом и уселся у ног Аида.
— Представляешь, они все решили спать в одной комнате, — проворчал Гадес. — Уж не знаю, кто кого боялся оставить.
— Амон там?
— Да, конечно. Он сопротивлялся изо всех сил, но его голова еще не до конца прошла. Ему полезен магический сон Гипноса.
— Тебе тоже.
— Мы уже говорили об этом. Только когда они проснутся. Не стоит всем спать беспробудно.
Персефона знала, что имеет в виду Гадес: от сна Стива-Гипноса не так-то легко проснуться. Но он смог, пришел тогда ей на помощь. Пришел, когда она позвала — как всегда приходил.
Устроившись поудобнее, Персефона положила голову на макушку Гадеса. Его волосы были мягкими, пахли шампунем из дома Сета и чем-то неуловимо призрачным, напоминавшим, что Гадес правит миром мертвецов.
— Я Зевсу звонил, — сказал Аид. — До того, как мы пошли сюда.
— Думаю, ему плевать, вернулся Сет или нет.
— Наверняка, но Зевс практичен и просчитывает, какие проблемы могут принести те или иные боги его пантеону.
— Анубис, — вздохнула Персефона. — Что сказал Зевс?
— Ацтеки в ярости и требуют, чтобы Анубиса заперли. Пока он «еще кого-то не убил».
— Что сказал Зевс?
— Послал их к Амону. Заявил, что Анубис ему не подчиняется.
Персефона усмехнулась:
— Так вот с кем говорил Амон прямо перед проходом через Врата? Кажется, он вспоминал весь богатый лексикон, который слышал у Сета.
Гадес хмыкнул, но Персефона понимала, что это действительно не очень весело и проблема, с которой Амону придется столкнуться, когда они вернутся в мир.
— Как вообще можно запереть того, кто может ходить между мирами? Перемещаться в пространстве!
— Дороги любят Анубиса, — негромко сказал Гадес. — Но мы оба знаем, на что он способен.
— Ты ведь не хочешь поддержать ацтеков?
— Что ты, Сеф, конечно, нет!
Персефона тоже помнила. Много тысяч лет, когда впервые увидела Анубиса, тот был невыносим. Точнее, сначала он просто молчал, и Нефтида поделилась с Персефоной, что в Дуате он общался только с местными ушебти и мысленно.
Потом он стал возражать всем и во всем, пока Сет не увез его в пустыню. Они вернулись неделю спустя и с тех пор Анубис бывал иногда невыносим, но никогда — намеренно.
Персефона помнила, как удивилась его силе. Вот в чем она никогда его не понимала: Сеф могла вырастить цветы на костях, укутать камни живыми листьями — и превратить деревья в прах, сделать ростки тленом. Но ее сила всегда оставалась спокойной, всепоглощающей. Как у Гадеса. Как у Нефтиды и Амона.
Сила Анубиса была ближе к Сету: оба стихийные, резкие. Но Сет отлично контролировал это, а вот Анубис — не умел. Персефона видела, как порой менялось лицо Нефтиды. А однажды, когда они сидели вечером на веранде замка в Подземном мире, Неф рассказала:
— Это моя вина. Когда Инпу был маленьким, его сила оставалась спокойной. Я решила… подумала, ему будет лучше остаться с Осирисом, среди близких мертвецов. Я ошиблась. Хорошо, Осирис все-таки позволил ему прийти в мир людей. Может, еще не поздно.
Первый дом Нефтиды и Сета Анубис попросту случайно разрушил. Но хуже стало потом: он уничтожил целый город.
Персефона не знала подробностей той истории. Гадеса тогда позвал Сет, и позже Аид рассказывал, что Анубиса нашли на выжженном месте посреди руин города. Он ничего не помнил, и Сет пригрозил, чтобы никто не вздумал ему рассказывать.
Персефона подозревала, Анубис и так потом всё понял. Она видела это в его виноватом взгляде, это сквозило в неуверенных движениях. Отражалось в его ночных кошмарах.
С тех пор многое изменилось, Анубис неплохо контролировал свою силу, но последние события его явно добили. Ацтеки этого не знали и не могли знать, неудивительно, что они требовали если не крови, то хотя бы возмездия.
— А что Апоп? — спросила Персефона. — Он не проберется сюда? Она…
— Нет. В Подземный мир ни одно чудовище не влезет.
— И что ты думаешь?
— Об этой барышне? — Персефона не могла видеть, но ощущала улыбку Гадеса. — Мне плевать, что это за чудовище, и какого оно пола, пока не нападает на Амона.
— Кронос может управлять монстрами.
— И это не очень хорошо. Пойдем, Геката уже здесь.
Это ощущала и сама Персефона. Что-то чужое, проникшее сквозь границы Подземного мира. Инородное. Она отпрянула от поднявшегося Гадеса, он повел раненым плечом, как будто пробуя, и Персефона знала, он не хочет показывать слабость перед Гекатой.
Они вошли в комнату под руку, и Цербер шагал с другой стороны от Аида.
Король и королева Подземного мира. Воплощенная смерть и торжествующая жизнь. Свет и тьма, плотно спаянные воедино. Фиолетовые искры собирались в короны у них в волосах, горели несколько мгновений следами, где они ступали.
Геката не поднялась им навстречу. Она сидела в кресле и спокойно смотрела, без высокомерия, без превосходства, просто спокойно. В темном струящемся платье, черные волосы заплетены в косы, ее спокойная сила струилась рядом перегнившими ягодами и мхом.
— Рада видеть тебя, сестра.
— Здравствуй… сестра.
Геката захотела встретиться в «их» комнате, и Персефона сразу поняла, о чем речь. Небольшая, но уютная гостиная, меньше всего похожая на замок: светлые обои с лесным мотивом, массивная мебель века из девятнадцатого у людей, тяжелые покрывала и вышитая Деметрой картина на стене.
Когда Геката приходила в Подземный мир, в гости к Персефоне, она предпочитала именно эту комнату.
Сеф и Гадес устроились на одном диване, Цербер сел на пол у их ног, неподвижным изваянием, только три пары его глаз следили за Гекатой.
— Как Кронос? — поинтересовался Гадес. И кто-то другой вполне мог принять его голос за любезный. Таким интересуются о здоровье дальнего, но горячо любимого родственника.
Геката тонко улыбнулась:
— Хочет завоевать мир, конечно же.
— Он столкнется со сложностями.
— Он к ним готов.
— Не боишься, что потом ты станешь не нужна?
— Я была бы дурой, если б не подготовилась к этому.
Геката не хвалилась, она констатировала факт, и в этот момент ее темные глаза смотрели вовсе не на Гадеса, а на молчавшую Персефону.
— В заклинании, что стерло мою память, ты тоже была уверена? — спросила Сеф.
Геката качнула головой, туман поглотил запах ягод.
— Я знала, что память может вернуться, но не хотела обнадеживать. Да и мать так было
