Сет хлопнул ладонью по колену, и один из псов тут же забрался, прикрыл глаза, ожидая, когда его погладят. Рассеянно Сет провел между ушами.
— Когда-то они были богами, Аид. Не такими, как мы, более древними, стихийными. Возможно, ближе к Кроносу, но слабые, конечно. Природные духи, полностью потерявшие разум. Посмотри на эти тени, Аид. Они приняли привычную форму, скатились до простых животных инстинктов. Но когда-то они тоже были богами.
Гадес и сам не заметил, как крепко вцепился в спинку кресла. Он почти усилием воли заставил себя расслабить пальцы. И посмотреть на небольшие собачьи тела. Пусть в Подземном мире они не казались тенями, но в глубине их глаз отражалось что-то дикое и безумное.
— В мире полно разных сущностей, Аид. И часть из них — это утратившие разум боги.
Внезапно Гадес понял, к чему ведет Сет. Ему это не нравилось. Очень не нравилось.
— Ты ощутил, как Инпу убил ту ацтекскую девочку? Слишком легко, Аид.
— Он силен…
— Не настолько. Просто тогда он дал силе полностью заполнить себя, управлять им. Ты видел его, это был уже не совсем Инпу.
Не отпускай меня.
Гадес помнил слова Анубиса, но решил, что тот говорит исключительно о мертвецах… теперь же понимал, что он имел в виду и это, и гораздо большее. Сет его никогда не отпустит, не даст упасть — если у него хватит сил.
Гадес перевел взгляд на псов. Может, их когда-то тоже кто-то пытался удержать.
Может, они держали друг друга.
Но в итоге превратились в безумных стихийных духов, которые так и метались бы по пустыне, не встреть они Сета.
Подойдя к столу, Гадес щедро плеснул в стакан крепкой настойки, от которой повеяло запахом терпких ягод и прохладой стиксовых вод. Некстати вспомнилось, что стоит увидеться с группой, он и так пропустил несколько репетиций — не объяснять же, что слишком занят с Кроносом?
Гадес протянул стакан Сету:
— Останься пока здесь, с Сеф.
Квартира казалась тихой и темной. В гостиной слышались голоса, и, выйдя из своей комнаты, где опадало свечение Врат, Гадес хотел направиться туда. Но потом услышал грохот с кухни.
Сет явно не преувеличивал, когда говорил, что Амон решил наготовить всего и на всех. Готовка его всегда успокаивала. Но сейчас Гадес подумал, что это перебор даже для Амона.
Хромированные поверхности столов заполняла мука, какие-то тарелки, а в большой кастрюле точно доходило тесто. Гадес помнил, как однажды спросил у Амона «зачем это тесту дышать, можно ж сразу лепить». Такого уничижительного взгляда Гадес больше не видел.
Хотя нет, примерно так Амон смотрел на Сехмет недавно. Она покорно опустила голову, но в ее словах не ощущалось раскаянья:
— Анубис опасен для других богов. Для тебя в том числе. Если для безопасности нужно отдать его ацтекам, я бы помогла им еще раз.
— Убирайся, — сказал тогда Амон.
Это звучало настолько мрачно, что дрогнула даже Сехмет. Гадес давно был знаком с Амоном, видел его разным и во многих ситуациях. Но не так уж часто он бывал грозным Амоном-Ра, готовым испепелять непокорных.
— Ты угрожала богам своего же пантеона.
— Я защищала их! Неужели ты не понимаешь…
— Убирайся.
Гадес не очень хотел знать, говорил ли Амон с Сехмет потом, наказал ли ее или просто провел «беседу». С карающим солнцем не хотел бы связываться даже Гадес.
Сейчас Амон с раздражением поднял упавшую сковородку и кинул ее в мойку, где и без того высилась гора посуды.
Венчал кулинарные изыски Амона большой торт, стоявший посреди чистого обеденного стола. Точнее, это был пирог, украшенный вишней и пахнущий так, что даже спокойный к сладкому Гадес захотел кусочек.
Вишневый. Амон уверял, что рецептом поделился то ли умирающий узник в тюрьме, то ли известный кулинарный блогер. Готовил пирог Амон крайне редко: вишню требовалось хитрым образом вымачивать то ли в бренди, то в каком другом алкоголе едва ли не сутки.
Больше всего этот пирог любил Анубис. Любитель сладкого, он говорил, что вишня и алкоголь — это прекрасно, а уж когда они объединяются, точно божественно.
Так что Гадес догадывался, для кого Амон приготовил и на этот раз. Отрезан был всего кусочек, он лежал на аккуратной фарфоровой миске и выглядел так, будто его поковыряли, но в лучшем случае просто попробовали.
— Он не захотел! — заявил Амон. — Представляешь? Потыкал вилкой, сказал, что нет аппетита, и пошел снова спать.
Подхватив тарелку с пирогом, Амон в сердцах смахнул его в помойку, туда же отправился и кусок. Гадес осторожно сел на краешек стула:
— Ну, всё не настолько плохо.
— Правда? — саркастически спросил Амон. Тарелка хлопнулась на стол, а солнечный бог повернулся, скрестив руки на груди. — Анубису плохо, я даже не знаю, придет ли он в себя. Но если он продолжит сходить с ума, мне как главе пантеона, действительно придется запереть друга, чтобы он не навредил ни себе, ни окружающим.
— Ты этого не сделаешь, — спокойно сказал Гадес.
Он достал сигареты и ощутил, как пышущая жаром сила Амона тоже улеглась. Тот вздохнул:
— Я почти чувствую, ощущаю, как крошится его божественная сущность. И ни я, ни Сет, ни Неф не можем ничего сделать. Даже не уверен, что сам Анубис что-то может.
Усевшись рядом за стол, Амон ловко вытащил сигарету из пачки Гадеса. Даже не стал утруждаться зажигалкой, всего лишь моргнул, на миг взметнулась сила солнца, и сигарета затлела.
— Ты же не куришь.
В ответ на это Амон затянулся и выпустил дым к потолку:
— Ацтеки не хотят со мной разговаривать. И это пугает. Кажется, они беседовали с Зевсом.
— Сет просил поговорить с ним.
— Попробуй.
Это прозвучало так, будто Амон уже пытался и не очень успешно.
— А что скандинавы? — осторожно спросил Гадес.
— Понятия не имею. Все выжидают. И мне это не нравится. Кронос точно готовит какой-то удар, а мы тут занимаемся грызней между пантеонами. Надо передать твоему папочке: не утруждай себя войной, мы и без тебя отлично справляемся.
Амон внезапно замер, перевел взгляд на Гадеса:
— Думаешь, он может быть настолько умен, что просто выжидает, когда мы тут переругаемся?
— Уверен в этом.
Гадес отлично помнил отца в то время, когда он решил уничтожить сыновей. Кронос мог быть первозданной дикой силой, но он никогда не был дураком. А уж заключение в Тартаре наверняка укрепило его терпение. Он лучше многих понимал, что между пантеонами всегда найдутся трения, нужно лишь подкинуть хворост — или подождать,
