Сейчас мертвецы продолжали шептаться, навязчиво следовать за Анубисом, так что он старался не обращать на них внимания, а заодно пропускал едва ли не половину из того, о чем говорил Аполлон.
Анубис всё еще чувствовал себя лишним. Сидящий с краю принц мертвых, чуждый привычным сплетням богов.
Он вцепился в почти нетронутый бокал с коктейлем, жалея, что пришел. Лучше бы остался дома и послушал музыку. Или поговорил с матерью, чтобы выяснить, что тревожит Неф. Или… иногда Анубис тоже ощущал себя бесполезным.
Он покосился на Амона. Влажные волосы солнечного бога начали подсыхать, так что снова вились, и Эбби удивленно касалась пальцами кудрявых прядей. Амон смущался. Пару раз он как будто хотел коснуться руки Эбби, но в последний момент передумывал.
Анубис знал, что Амон уже успел показать Эбби еще некоторые части города и моменты человеческой жизни. И поэкспериментировать — но так и не понял, как это работает. Иногда кожа Эбби причиняла боль Амону, чаще не происходило ничего.
— Мы как два разных полюса, — сказал он.
Анубис слишком хорошо знал Амона. И сейчас видел, что это причиняет ему неудобство.
Окончательно устав от болтовни Аполлона, Анубис уже хотел тихонько и вежливо уйти, когда внезапно появилась Луиза.
Она пришла вместе с Гипносом и Танатасом, молчаливые братья-близнецы стояли по обе стороны от нее, будто телохранители. Вроде бы Гадес им обоим позволил покидать Подземный мир.
Луиза хотела просто поздороваться, но общительный Аполлон тут же предложил сдвинуть столики, вовсю занялся обустройством места, успев по ходу дела заказать еще кучу коктейлей.
— Здесь забавно, — улыбнулась Луиза, сев рядом с Анубисом. — Столько богов! Главное, чтобы Кронос не появился и не решил проредить, пока мы все тут.
Анубис опустил глаза и ничего не ответил. Он слишком хорошо помнил, что пока единственным, кто действительно смог убить богов в клубе, был он сам. Сцепив руки на коленях, Анубис уставился на них и ощутил себя еще больше не в своей тарелке.
— Я сказала что-то не то? — удивилась Луиза.
— Нет, просто не очень приятные воспоминания.
— Расслабься.
Ее ладонь легла на его руки, прошлась по колену. Анубис хмыкнул:
— А я-то думал, ты с этими двумя.
— Сразу с обоими? — Луиза рассмеялась. — Нет, они мне как братья.
Танатос то и дело грозно поглядывал то на Анубиса, то на Луизу, но его быстро увлек Аполлон и полные стопки принесенного набора шотов. Гипнос казался молчаливым, почти не пил, но Артемида о чем-то с ним вполголоса беседовала, и тот явно увлекся. Сейчас братья, смерть и сон, действительно казались почти идентичными близнецами.
Постепенно Анубис действительно расслабился. Они с Амоном на спор выпили по коктейлю — кто быстрее. Считали громко и всем столом, и на пару секунд Анубис всё-таки опередил. Амон только рассмеялся и заявил, что больше он сегодня не пьет.
Улыбаясь, Анубис слушал очередные разглагольствования Аполлона, легко касаясь бедра Луизы. Амон вообще умудрился задремать, и его голова склонилась на плечо Эбби, которая была совсем не против.
Анубис блаженно дурел от разлитой силы богов, тугих сплетений шелка и листьев, гроз и сияний. От человеческого алкоголя, который оставлял голову ясной и оседал на языке странным привкусом — и на губах Луизы, терпких и сладковатых.
Когда они вышли из клуба, Аполлон, Артемида и Танатос с Гипносом отправились куда-то дальше гулять. Эбби смущенно сказала, что ей нужно вернуться. Амон предпочел остаться в клубе и помочь Нефтиде, Персефоне и Зевсу — хотя, скорее всего, просто предложит им пить чай.
Даже если Луиза вернется в Подземный мир, ей нужно пройти сквозь врата — так что ехать ей и Анубису всё равно в одну сторону.
Но она, конечно же, предпочла задержаться в его комнате. В мутном свете галогенных светильников Луиза очерчивала кончиками пальцев татуировки из иероглифов на его шее: «завтра мы станем звездной пылью». Она расстегивала его рубашку, касалась губами кожи. Хрупкая ваниль и перезвон колокольчиков с телеги, что везла мертвецов во время чумы.
Анубис никогда не любил ждать. Он был бессмертным богом и всё-таки слишком хорошо представлял, что такое конец. Видел его в Дуате, отражение смерти в каждой из душ, что попадала в новый мир. Он пропускал их сквозь себя с момента рождения, он ощущал их всегда. Поэтому всегда торопился. Не умел ждать.
Когда Анубис был маленьким, то считал, что все в Дуате ощущают то же самое, что и он. Только однажды, когда он заговорил об этом с Исидой, она качнула головой:
— Даже Осирис правит мертвецами, но не пропускает их сквозь себя. Ты проводник, а не он.
Тогда Анубис впервые почувствовал себя одиноким: оказывается, никто никогда не разделит с ним этих ощущений. Никто их даже не поймет. Щекочущие души, сливающиеся в неясную постоянную пелену — будто погребальные одежды или бинты мумий. Они всегда облепляли Анубиса.
Но он никогда их не слышал, не то что сейчас.
Мертвецы вернулись в самый неудачный момент: Луиза сняла рубашку Анубиса, целовала его грудь, когда перед глазами у него потемнело. Он не ощущал прикосновений девушки, только взвившиеся шепоты мертвецов. Они залепляли уши, проникали внутрь, будто выворачивая наизнанку. Сила Анубиса тоже взметнулась вслед за ними, а он не мог ничего сделать, не мог даже понять, что происходит.
Дыши, говорил всегда Сет. Дыши.
И Анубис начал размеренно дышать. Сета он тоже ощущал, хотя он не был рядом — но его устойчивая сила ровно горела где-то в мире, Анубис всегда мог на нее ориентироваться, не слушать голоса мертвецов на разных языках, а цепляться за маяк, размеренно горящий и понятный.
Когда перед глазами прояснилось, Анубис понял, что сидит на кровати, вцепившись в нее руками. Дыхание сбилось, сила заполняла комнату и душами мертвецов вилась за спиной — темными крыльями, распахнувшимися куда-то далеко за пределы комнаты.
Пот на спине тут же начал холодить, и Анубис обхватил себя руками, надеясь, что Луиза не заметит мурашек и легкой дрожи. Девушка сидела рядом, ее рука лежала на плече, но Макария не спрашивала, всё ли в порядке.
Анубис не стал приглушать силу. Издав что-то, напоминающее рычание, он почти повалил Луизу на кровать.
Он был настойчив, а она оказалась податлива. Он вплетал запах благовонных смол в ее тонкую ваниль, ощущение раскаленного песка в ее мерцающий огонь погребальных свечей. Он распускал сотканные из мертвецов крылья, и она стонала от восторга.
Он ощущал ее силу — такую же смерть, какой был
