Мы шли и шли, миновали поляны, поросшие высокими папоротниками, перелезали через поваленные деревья, наполовину вросшие в землю, пробирались под ревущими водопадами. Время от времени мы останавливались, чтобы набрать немного ягод или попить воды, но ненадолго. Однако за время этих коротких остановок я успевал разглядеть хвост какого-нибудь спасающегося бегством зверька, ощутить пряный запах незнакомых цветов, послушать мелодичный голос ручья.
Я изо всех сил старался не отставать от Рии, хотя она шла быстро, а в тени я видел очень плохо, поэтому всю дорогу задыхался и спотыкался, и ноги мои были в синяках. К тому же птица больно царапала мне плечо. Я уже решил, что она никогда не выпустит меня.
День клонился к вечеру, солнечные лучи, пронизывавшие лесной балдахин, подобно светящимся нитям, уже падали под углом, когда Риа резко остановилась. Я, отдуваясь, приблизился к ней; она смотрела куда-то вверх, на ствол липового дерева. Примерно посередине его опоясывал колючий венок, отливавший золотом.
– Что это? – удивился я.
Риа улыбнулась.
– Омела. Золотая ветвь. Видишь, она вбирает в себя солнечный свет. Говорят, что человек, который носит плащ из омелы, может найти тайную тропу в Мир Иной, мир духов.
– Она очень красивая.
Риа кивнула.
– Красивее ее только длиннохвостая птица аллеа – самое прекрасное, что можно увидеть в этом лесу.
Я рассмотрел сияющий венок.
– Она так сильно отличается от других растений.
– Это верно! Это не трава, не дерево, но одновременно и то, и другое. Нечто среднее.
«Одновременно и то, и другое», – повторил я про себя, вспомнив, где уже слышал эти слова. Когда-то Бранвен произнесла их, описывая странные места, вроде греческой горы Олимп, где могут жить рядом смертные существа и бессмертные боги. И особые вещества, такие, как туман, образованные различными стихиями – воздухом и водой, которые сливаются, и получается нечто непохожее ни на первое, ни на второе. Нечто среднее.
Риа поманила меня.
– Пора идти. Нужно поторапливаться, если хотим попасть домой до темноты.
И мы двинулись дальше, мимо гигантских деревьев. Начинало темнеть, и я стал видеть еще хуже. Синяков и царапин становилось все больше. Несмотря на постоянные понукания Рии, в сумеречном лесу я двигался очень медленно, часто спотыкался, цеплялся за камни и корни. Каждый раз, когда я падал, сокол сильнее впивался мне в плечо и сердито свистел – так громко, что левое ухо у меня уже болело ничуть не меньше, чем плечо. Дорога превратилась в сущую пытку.
В какой-то момент я не заметил низко склонившуюся ветку и врезался прямо в нее. Ветка ткнула меня в глаз. Я взвыл от боли, но Риа была слишком далеко и не слышала меня. Затем, тщетно пытаясь удержаться на ногах, я провалился в некстати подвернувшуюся нору и вывихнул щиколотку.
Я рухнул на поваленное дерево; глаз как будто жгло огнем, нога мучительно болела. Я скорчился и опустил голову, приготовившись сидеть так до рассвета, если это понадобится.
К моему удивлению, сокол, наконец-то, взлетел с плеча, чтобы броситься на мышь; он мгновенно перекусил зверьку горло и поднял его в воздух. Затем приземлился рядом со мной на бревно и начал клевать свою добычу. Мне, конечно, было жаль мышь, однако я обрадовался освобождению и потер плечо. Но я знал, что облегчение пришло ненадолго – я был уверен, что птица, даже во время еды не сводившая с меня глаз, скоро вернется на облюбованный ею насест. Ну почему, думал я, изо всех мест в целом лесу она выбрала мое несчастное плечо?
– Эмрис!
– Я здесь, – раздраженно ответил я. Даже голос Рии не поднял мне настроения; мне очень не хотелось рассказывать ей о том, что я совсем ничего не вижу и до рассвета не смогу двигаться дальше.
Послышался треск ветвей, и она появилась из темноты. Вдруг я заметил, что она не одна. Рядом с ней виднелась какая-то фигура, тонкая, как молодое деревце; длинное лицо оставалось скрытым в тени. И хотя я не совсем был в этом уверен, мне показалось, будто от нее исходит сильный аромат, сладкий, как аромат цветущих яблонь.
Я поднялся и направился к ним. Щиколотка болела уже меньше, но я все равно пошатывался на каждом шагу. Близилась ночь, и я видел все хуже с каждой минутой.
Риа указала на своего спутника – точнее, спутницу.
– Это Квен, моя лучшая подруга. Она заботилась обо мне, когда я была маленькой.
– Такой маленькой, что не могла говорить, даже не умела ессссть сссама, – прошептала Квен голосом, напоминавшим шелест листьев на ветру или шорох сухой травы. – Тогда ты была нассстолько же мала, насссколько я теперь ссстара. – Она указала на меня сухой узловатой рукой. – А кто это сссс тобой?
В это мгновение меня оглушил громкий свист и хлопанье крыльев, затем пронзительный крик Квен. Риа ударила кого-то, затем оттащила подругу в сторону. Я сам вскрикнул, когда острые когти снова вонзились мне в левое плечо.
– Аххх! – прошипела Квен, рассерженно глядя на сокола. – Это сссущество хотело укусссить меня!
Риа в ярости что-то просвистела, обращаясь к птице. Но маленький хищник даже не удостоил ее ответом и лишь наклонил голову набок.
Тогда Риа набросилась на меня.
– От этой птицы одни несчастья! Ничего, кроме несчастий!
Я покосился на левое плечо и угрюмо кивнул.
– Хотел бы я знать, как избавиться от него.
– Насссадить его на вертел! – шипела Квен, стараясь держаться подальше от меня. – Выщщщипать ему перья!
Сокол расправил полосатые крылья, и она тут же смолкла.
Риа в задумчивости поскребла подбородок.
– Эта птица цепляется к тебе так упорно, что напоминает мне тень.
– А мне больше напоминает проклятие, – мрачно буркнул я.
– Послушай меня, – продолжала Риа. – Может быть, ты сумеешь его приручить?
– Ты с ума сошла?
– Я говорю серьезно.
– Но зачем мне его приручать?
– Потому что если ты хочешь узнать его ближе, хотя бы немного, ты должен выяснить, что ему от тебя нужно. А потом, возможно, ты найдешь способ освободиться от него.
– Чушшшь, – фыркнула Квен.
Было уже почти темно.
– Ничего не получится, – безнадежно произнес я.
– А у тебя есть мысль получше?
Я покачал головой.
– Думаю, что если мне придется приручать его – а мне кажется, что скорее удалось бы приручить дракона, – тогда сначала нужно дать ему имя.
– Верно, – согласилась Риа. – Но подобрать имя очень сложно. Оно должно подходить птице.
Я застонал.
– Вот
