Вскоре мы оказались у подножия высокого бука со сморщенной от старости серой корой.
– Иди сюда, – позвала меня Риа. – Я хочу тебе кое-что показать.
Я подошел. Она приложила ладонь к стволу дерева.
– Бук – самое разговорчивое из деревьев. Особенно старый. Слушай.
Глядя вверх, на ветви, она издала негромкое шипение. Ветви немедленно зашевелились, откликнувшись на призыв, и зашептали что-то. Риа меняла высоту звука, громкость, тон, и дерево, казалось, отвечало ей. Вскоре между девочкой и буком уже шел оживленный разговор.
Через какое-то время Риа обернулась ко мне и заговорила на обычном языке.
– А теперь попробуй ты.
– Я?
– Да. Сначала приложи ладонь к стволу.
Я, все еще сомневаясь, повиновался.
– А теперь, прежде чем говорить, послушай.
– Я уже слышал, как шелестят ветки.
– Слушай не ушами. Слушай рукой.
Я прижал руку к складкам коры; пальцы мои ощутили прохладную, шелковистую поверхность. Некоторое время спустя я почувствовал кончиками пальцев какое-то биение. Пульсация постепенно охватывала всю кисть, затем руку. Я почти ощущал ритмичное движение воздуха и земли, текущих по жилам дерева; в этом ритме сочетались мощь океанского прилива и нежность дыхания спящего младенца.
Даже не думая, я начал издавать такой же свист, как Риа. К моему изумлению, дерево ответило, слегка взмахнув ветвями у меня над головой. В воздухе пронесся шепот. Я почти улыбался, догадавшись, что дерево действительно разговаривает со мной, хоть я и не понимаю его языка.
Обращаясь одновременно к Рии и буку, я произнес:
– Я хочу когда-нибудь выучить этот язык.
– Тебе это будет ни к чему, если Друма погибнет. Только здесь деревья Финкайры еще бодрствуют и могут разговаривать.
Плечи мои поникли.
– Но чем я могу тебе помочь? Я же сказал тебе – я не тот человек, которого ты видела во сне.
– Забудь о моем сне! Я знаю, в тебе есть нечто примечательное. Нечто… необыкновенное.
Слова Рии согрели мне сердце. Хотя я и не до конца поверил ей, все равно слышать это было приятно. Казалось, в первый раз за сотни лет я представил себя сидящим на траве, сосредоточенным на цветке, заставляющим его раскрыть лепестки, один за другим. Затем я вспомнил, куда привела меня эта тропа, и содрогнулся.
– Когда-то во мне было нечто необыкновенное. Но оно давно умерло.
Серо-голубые глаза заглядывали мне прямо в душу.
– Что бы это ни было, оно и сейчас с тобой.
– У меня есть только я и моя цель – которая, скорее всего, уведет меня далеко отсюда.
Но она упрямо покачала головой.
– Это не все, что у тебя есть.
Вдруг я, как мне показалось, сообразил, о чем она говорит. О Галаторе! Значит, ей нужен был вовсе не я. Ей нужна была моя подвеска, о могуществе которой я мог только догадываться. Неважно, как Риа узнала о ее присутствии. Значение имело лишь одно: она знала. Как глупо было с моей стороны хотя бы на секунду поверить, будто она рассмотрела во мне нечто магическое! Во мне самом, а не в моей подвеске.
– На самом деле тебе нужен не я, – прорычал я.
На лице ее появилось загадочное выражение.
– Ты так думаешь?
Но прежде чем я успел ответить, Несчастье с необыкновенной силой вонзил когти мне в плоть. Я поморщился от боли. Я из последних сил сдерживался, чтобы не спихнуть птицу с плеча, потому что понимал: она может напасть на меня с такой же яростью, как тогда, у ручья, напала на крысу-убийцу. Мне оставалось лишь терпеть боль, проклиная все на свете из-за того, что этот сокол выбрал меня в качестве насеста. Но почему я? И что ему на самом деле было нужно? Я терялся в догадках.
– Смотри! – Риа указала на какое-то яркое пятно, алое с пурпурным, исчезавшее за деревьями. – Птица аллеа!
Она бросилась вслед за птицей, затем остановилась и оглянулась на меня.
– Пошли! Надо посмотреть поближе. Птица аллеа приносит счастье! Я не видела ее уже несколько лет.
С этими словами она побежала догонять алую птицу. Я заметил, что в этот миг в ветвях пронесся ветер, и деревья оживленно заговорили. Но если они и в самом деле пытались что-то сказать, Риа не обращала на них ни малейшего внимания. Я устремился за ней.
Мы преследовали птицу, перепрыгивая через поваленные деревья, продираясь сквозь колючий кустарник. Всякий раз, когда мы подходили достаточно близко, она взлетала, превращаясь в красочное облако перьев, и показывала лишь часть разноцветного хвоста, не давая нам возможности рассмотреть себя целиком.
Наконец, птица аллеа залетела в рощу сухих деревьев и уселась на нижнюю ветку. Возможно, она выбрала это место потому, что живые, зеленые деревья раскачивались на жестоком ветру. Сейчас листья не скрывали ее яркого оперения. Мы с Рией, задыхаясь после погони, замерли неподвижно и во все глаза разглядывали сверкающий пурпурный гребень на голове птицы и длинные алые перья хвоста.
Риа едва сдерживала возгласы восхищения.
– Посмотрим, удастся ли нам подобраться поближе.
И она, отодвинув сухую ветку, осторожно двинулась вперед.
Внезапно Несчастье издал резкий свист. Я весь сжался от боли в ухе, а сокол взлетел. Сердце у меня едва не выпрыгнуло из груди, когда я понял, что он намеревается напасть на прекрасную птицу.
– Нет! – крикнул я.
Риа яростно замахала руками.
– Стой! Стой!
Но сокол не обращал на нас внимания. Испустив очередной гневный свист, он устремился на жертву, словно стрела, выпущенная из лука. Птица аллеа, застигнутая врасплох, пронзительно вскрикнула от боли, когда Несчастье вонзил свои острые когти ей в горло и принялся клевать ее глаза. Однако она отбивалась с удивительной силой. Ветка под нею треснула, во все стороны полетели перья, и две птицы покатились по земле.
Риа бросилась к ним, я – за ней. Подбежав к подножию мертвого дерева, мы оба застыли на месте.
Несчастье с окровавленными когтями сидел на неподвижном теле жертвы, распростертом на бурых листьях. Я заметил, что у птицы аллеа только одна лапа. Возможно, вторую оторвали в драке. При виде изломанных перьев, сверкающих крыльев, которые больше никогда не будут летать, мне стало дурно.
Внезапно, к нашему изумлению, птица аллеа начала изменять внешность. Она, казалось, сбрасывала кожу, словно змея. От птицы аллеа осталась лишь хрупкая полупрозрачная оболочка с пупырышками на месте перьев. Крылья исчезли, перья хвоста превратились в длинное змеиное тело, покрытое тусклыми красными чешуйками. Голова росла, появились массивные челюсти, полные острых зубов – таким ничего не стоило откусить человеку руку. Только глаза, красные, как и чешуя, остались прежними. Змееподобное существо было мертво, и к нему прилипла тонкая кожа его прежнего тела.
Я схватил Рию за руку.
– Что это за дьявольщина?
Лицо ее побелело, и она медленно повернулась ко
