От подобных заявлений и сам Велиан засиял, улыбаясь во всю свою мордашку. Он не хотел портить столь трогательный момент какой-нибудь глупостью, поэтому просто тонул в бесконечном черном взгляде, в котором будто кусочек ночного неба притаился под длинными ресницами. Идиллию прервал сам развратник легким поцелуем.
— Пожалуй, я объезжу твоего малыша, Вель.
— Что? — Исследователь вынырнул из своих мечтаний и уставился на любовника.
— Прокачусь на тебе. Я хочу выжать из тебя все соки, — коварно улыбнувшись, пояснил лерментис и аккуратно переложил свое обалдевшее солнышко на спину. Возбудить молодое тело опытными пальцами Шеду труда не составило, и уже через пару минут в его ладони бесстыдно тек затвердевший небольшой член. Вель даже возразить не успел, как внутри разгорелось желание, и стоны было уже не сдержать. Его бедра в миг оседлал лерментис, и упершись руками в грудь юноши, с нескрываемым удовольствием, насадился на возбужденную плоть до упора, сразу и быстро, заставляя свою жертву кричать от удовольствия, сжимал своим нутром, сводя с ума.
— Какой у тебя забавный малыш, Вель, вроде не очень большой, но с ним приятно, мы славно порезвимся сегодня! — Хищно улыбнувшись, Шед не жалея себя сразу перешел на быстрый темп, даря возлюбленному совершенно новые грани удовольствия и наслаждаясь бесстыдными криками, сбивчивым непонятным шепотом и затуманенным от блаженства взглядом.
====== 14. Горькая правда ======
Сквозь приятный и безмятежный сон, такой сладкий, пусть и непонятный, стали пробиваться боль и тихий плеск воды. Хорошо, что в этот раз нашего златовласого героя будили вовсе не треклятые солнечные лучи, которые он ненавидел всей душой, а теплая ванна и заботливые руки любимого, приводящие его тело в порядок. Странно, вроде как Вель был в «активной» роли, а чувствовал он себя так, словно его насиловали всю ночь. Сил никаких, тело ломило, мышцы ныли, да и пах тоже тянуло.
— Шед, — юноша, еле языком ворочая, пробормотал сквозь дрему, — ты меня так когда-нибудь до смерти… Излюбишь.
— Да ладно, всего-то пару раз на тебе прокатился. Ну, не мог я не оприходовать твоего «малыша» как следует. Он же такой миленький! — Лерментис широко улыбнулся и, намылив как следует мочалку, принялся омывать плечи и грудь Велиана, который пребывал где-то между болезненной явью и сладким сном.
— Что хозяйка подумает, если увидит… как ты меня купаешь?
— Вель, я не могу, нельзя быть таким наивным! Здесь стены почти из бумаги, так что по нашим воплям дамочка уже все просекла давным-давно! Возможно, мы ей эротических снов нагоняем, — чернокрылый развеселившись, украсил смешные, влажные локоны своего исследователя шапочкой из пены. Только вот Велиана подобное заявление практически сразу отрезвило, он встрепенулся, распахнув испуганные, пристыженные голубые глаза, и даже попытался подняться.
— Подожди… Она… ОНА ЗНАЕТ, чем мы… Что… Мы? Позор-то какой… и почему нас до сих пор не выгнали… Не осудили? — Причитал малец, почти во весь голос, он даже на мыльный головной убор внимания не обращал, хотя с ним весь трагизм его заявлений сошел на нет. Растяпа-растяпой.
— Вель, здесь все знают, что если комнату снимает человек и лерментис, они будут трахаться. А что еще делать с крылатой шлюшкой? В шашки играть? Это же столица Орена, здесь все так делают, — развел руками Шед.
— Но ведь… Но как же? Я не понимаю… не все же лерментисы собой торгуют! Такого не может быть, чтобы все поголовно, — растерянно пробормотал парнишка в ответ.
— Не все. Многие вытирают столы, сортируют мусор и бегают на посылках, но в детстве, или юности, они точно давились членом за пару монет. Видишь ли, лерментисам запрещено ходить в школы для человеческих детишек, ведь мы подбиваем их на разврат. У нас свои школы, где учат самым простым вещам, вроде алфавита, а дальше ты сосешь за деньги, потому что на другой работе тебя не очень-то и ждут. Ну, а потеряв товарный вид, подыхаешь под забором. Мы — раса шлюх. Нас такими создали. Вообще, я не хотел тебя расстраивать, но врать любимому чудаку я тоже не могу. Ты видел в нас что-то возвышенное, таинственное, а на деле… — Шед сделал небольшую паузу и продолжил уже более серьезным тоном, — нас создали исключительно для ублажения.
Велиан чуть на месте не умер вот прямо здесь в теплой ванне, да еще и с мыльной шапочкой на голове. Что может быть глупее такой смерти? Теперь он осознал, почему пегасы почти во всех книгах летают выше облаков, и как нестерпимо больно писать про них правду. Нет, не летают крылатые лошадки, а мучаются до самой смерти, если вовремя не обломают свои роскошные крылья. А его любимая, самая изящная из всех искусственных рас, с самыми таинственным глазами, грациозная и притягательная — просто шлюхи и содержанки. Прекрасный Орен, породивший этих странных созданий, породивший целые виды, самое необычное, жизнерадостное королевство, в котором никогда не смолкает музыка, на самом деле — клокочущий ад, полный порока, боли и несправедливости.
— Вель? С тобой все в порядке? — Чернокрылый приподнял грустное и потерянное личико юноши, обняв его ладонями, и вгляделся в убитые глазки.
— А как ты думаешь? Я… Я хотел доказать, что все эти слухи про лерментисов, — гнусная ложь, а на деле… Я просто идиот. Я так увлекся разницей между нашими видами, что совсем забыл про социальные институты, совершенно… какой же я идиот.
— Напиши в своей книженции, какие мы охрененные любовники, как нас хотят и вожделеют, ведь это правда. Вообще запихни туда больше эротики, а еще лучше — нескромные иллюстрации. Поверь, это будет шикарнейшая книга про лерментисов за всю нашу историю! — твердо заявил Шед, затем он приблизился и легко, едва касаясь, поцеловал возлюбленного, дразня его острым кончиком своего языка.
— Ты с ума сошел? Это же не роман! Это… Это… — Затараторил практически в губы чернокрылого, за что был безжалостно и страстно облизан до самых ушек. Впрочем, им тоже досталось.
— Люди любят трахаться. И любят красивые тела в манящих позах. И как бы они не скрывали свою природу под моралью, она все равно вылезет.
— Это же научный труд!
— Сделай его интересным, порадуй старичков из твоего научного сообщества пикантными текстами. Они только спасибо скажут, — шептал, как настоящий искуситель. — Может, благодаря твоей книге хоть в ком-то проснется сострадание? Может, хотя бы одного малыша, или малышку лерментиса возьмут в дом хорошие люди?
— Его
