В Перекрестке был только один врачеватель — Легжан. Мужчина средних лет, совершенно седой, суховатый на вид и мрачный, ведь помимо похмелья, разбитых затылков во время дебоша и поножевщины, ему почти никакой работы не доставалось в этом гнилом местечке, пропитанном болью, пороком и запахом самого дешевого пойла. Практиковал он прямо на дому, выделив несколько комнат для своеобразного «лазарета», а жил в одной скромной комнатушке, больше похожей на монашескую келью.
С утра обычно больные не захаживали, ведь клиентура в это время смотрит пьяные сны, так что сейчас лекарь не спеша завтракал, любуясь игрой озорных пташек за окном. И стоило только намазать масло на ломоть ржаного хлеба и налить ароматного оренийского чая, как входной колокольчик буквально сошел с ума.
— Иду, иду, хватит дергать за шнур, он на сопле висит, — устало гаркнул мужчина и, вздохнув, отложил бутерброд, затем поднялся с места и засеменил к двери.
На пороге стоял черный лерментис, перепачканный кровью, запыхавшийся, полураздетый и с живым кульком на руках.
— У меня нет денег, — рвано дыша, начал гость, пронизывая черным обезумевшим взглядом Легжана. — Но я их достану… Приведу себя в порядок и достану… Или… Сделаю для тебя все, что захочешь. Только спаси его. Пожалуйста…
— Заноси, — мотнул головой целитель и сразу же потянулся за рабочей белой мантией. Накинул ее поверх повседневной простецкой одежды, состоявшей из рубашки и холщевых штанов, и повел крылатого за собой в «лазарет».
— Что я должен? — безэмоционально спросил Шед.
— Ничего, это моя работа, — перехватил сверток из рук чернокрылого и переложил на койку, быстро раскручивая его тело и по привычке проверяя пульс, — дверь с той стороны закрой и не мешай мне. Позову потом.
Юноша, сделал несколько шагов назад, на пару секунд задержал взгляд на бледном личике своего любимого и вышел, оставив лекаря выполнять свой долг. Он рухнул на скамью перед дверью и обнял лицо окровавленными ладонями. Шед ничего не говорил, не просил и даже никому не молился, только его крылья чуть вздрагивали, а на пол скатывались слезы.
Сколько прошло времени? Час? Два? Может три? Лерментис не мог точно ответить на этот вопрос, ему так и вовсе казалось, что пронеслась целая вечность, с того момента, как он оставил своего истерзанного мальчика в руках целителя. Сейчас же юноша просто смотрел в пол пустыми глазами, не шевелясь, словно прирос к скамье. В своих мыслях он снова и снова прокручивал тот ужаснейший вечер, раздираемый всхлипами его возлюбленного и от этой картины где-то внутри почерневшего сердца, как в раскаленном адском котле уже кипели жгучая ненависть, и жажда мести.
Наконец, дверь отворилась и Легжан, вытирая руки, вышел из лазарета.
— Успокойся, жить будет. Все хорошо. Почти, — меланхолично заявил он, встречаясь взглядом с взбудораженным брюнетом.
— Что значит «почти»? — чуть ли не прокричал Шед, подскочив к мужчине.
— Тело залатать не проблема, особенно в Орене. А вот души я латать не умею, парень. Если судить по характеру повреждений, то ему крепко досталось от “нечеловека”. Мальчик хороший, ухоженный, домашний, и по нему прошлась какая-то тварь. Понимаешь, о чем я?
— Да, — одними губами, едва слышно, прошептал Шед. Он прекрасно понимал о чем целитель толкует, ведь на своем веку повидал немало сломавшихся и обезумевших крылатых шлюх, и потерявших рассудок горожанок, после встречи с монстрами из городских катакомб.
— Будем надеяться на лучшее, конечно, но я предупредил, если что, — похлопал лерментиса по плечу, как закадычного друга, — приведи себя в порядок, а то весь дом кровью заляпал, а новую одежду я дам. И потом сможешь навестить нашего пациента, — сухо.
— Спасибо… Спасибо Вам, — шептал юноша, не находя других слов, и глотая подступившие слезы. — Я… Правда могу сделать для вас все, что захотите…
— Парень, я сегодня впервые за двадцать лет практики увидел, как лерментис, да еще и товарного вида, молит спасти бедного мальчика и сам же предлагает за это любые деньги. Разве кто поверит, что представитель самой меркантильной и продажной расы из всех способен на такое? Я рад, что в этой помойке осталось немного человечности. Жаль только, не у людей. Так что марш в ванную комнату и не приставай ко мне с глупостями больше.
Шеда не нужно было уговаривать дважды, ведь больше всего на свете он желал прикоснуться к своему чуду, увидеть его, почувствовать тихое дыхание, ну и смыть засохшую кровь тоже хотелось. Искупался он быстро, стараясь не погружаться в собственные мысли, чтобы не задерживаться в теплой пленяющей воде. Простецкая одежда, которую ему любезно предоставили, оказалась чуть великовата, да и в рубашке пришлось делать прорези, это все ерунда. Не застегнув пуговицы и не вытеревшись толком, лерментис прямо босиком понесся в лазарет настолько быстро насколько мог. Когда, наконец, он дорвался до своего мальчика, то сразу же припал к кровати, хватая тепленькую ладошку обеими руками.
Велиан, сейчас, как никогда походил на ангела. Его золотые локоны разметались по подушке, а ротик был чуть приоткрыт. Шед лишь сжимал теплые слабенькие пальцы, пробегая глазами по любимому...
====== 18. Человечность (часть 2) ======
Шед, опустив роскошные крылья, смотрел на своего мальчика, целовал его пальцы, едва касаясь губами и что-то невнятно шептал, он надеялся и молился про себя, как умел, что удастся починить не только израненное тело.
Прошло, наверное, целых полчаса, может, больше, — для лерментиса каждая секунда тянулась бесконечно долго, пока он, вглядываясь в лицо самого дорогого израненного человечка, осознавал свою полную беспомощность и ничтожность. Ведь, даже сейчас, не говоря о той проклятой ночи, он ничего не мог сделать для любимого чудака.
Это случилось совершенно внезапно! Чернокрылый не ожидал, что слабенькая ручонка в его нежной хватке слегка пошевельнется, а через секунду и лазурные, только затуманенные глазки распахнулись, словно молитвы продажной птахи все-таки были услышаны.
— Вель… Ничего не говори, не трать силы! — Молниеносно среагировал Шед, крепче сжимая руку, будто это хоть как-то поможет.
Пациент, пытался сосредоточиться, или узнать юношу у своей постели, он даже широко улыбнулся, как ребенок. Вот только крылатого это насторожило, теперь он ждал, просто ждал, затаив дыхание и прижав ладошку к своей груди, к самому сердцу, что сейчас колотилось невероятно быстро, как у загнанной лошади. А через минуту Велиан, тихо рассмеялся, морщась от боли. Губы лерментиса сразу же дрогнули, но через мгновение сложились в его излюбленную улыбку.
— Это ничего… Чтобы не случилось, я всегда буду рядом. Я буду о тебе заботиться всегда. А то что ты смеешься — это даже хорошо… Это значит, что ты счастлив… Мне больше и не нужно… Просто будь счастлив, — сбивчиво просил Шед, а из
