— Вы… Вы бы обработали… Меня… т-там… Хотя бы, я люблю боль, но не… Не н-настолько, — запинаясь, сквозь слезы, обратился юноша, надеясь, на крупицу милосердия со стороны насильника. Его тело инстинктивно сжалось, чувствуя этого монстра и текущую с него смазку. Как же много ее было. Это точно не человек. Чудовище.
— Петушара, ты охуел? Тебя твоя сучка потом вылижет, а мне мараться о твою петушиную задницу западло!
— Но ведь, как же это? Р-руками значит нельзя… А всем остальным м-можно?
— А вот такие у нас законы, петушок! — Рассмеялся громила и перешел от слов к делу, да еще и без прелюдий, на сухую. Полукровка попался действительно крепкий, с мускулистой спиной и мощными ногами, обладал и внушительным достоинством, которое прямо сейчас пытался вставить в несчастную жертву, прекрасно понимая, что без повреждений не обойтись. Вель стиснул зубы, вцепившись пальцами в одеяло, чувствуя, как огромная головка пытается войти в его неразработанное кольцо мышц и тихо молился про себя всем богам, которых знал, чтобы поскорее потерять сознание и не сильно мучаться в процессе. Керод медлить не любил и не хотел, он одним толчком, загнал член внутрь чуть ли не на треть, под истошный вопль паренька, который выгнулся, насколько мог и забился потом, пытаясь слезть с этой дубины, но куда там, ведь мучитель держал, его даже без особых усилий, словно легкого мотылька. Вель только заработал себе лишних синяков и новую порцию боли. В надорванное тельце, которое трещало по швам от такого размера, и пыталось на нем сжаться, выплеснулась приличная порция смазки и принесла немого облегчения, но это лишь несколько мгновений передышки, за которыми последует настоящий ад.
— Тебе, петушок, понравится… Уже нравится… Вон, как визжишь, — неровно дыша, заметил грабитель. Он искренне полагал, что его огромный член уже доставляет наслаждение одним своим размером, ну и, конечно же, он считал, что тем, кого он имеет, по определению нравится напор, ярость и мощь его туши. Ведь что может быть лучше, чем почувствовать себя беспомощной игрушкой под настоящим монстром? Вот только мальчишка орал, срывая голос, захлебываясь слезами и неразборчивыми мольбами. Ему было плохо, как никогда… Гадко и мерзко от всего, что с ним делали. Никакого удовольствия, даже намека на него, Велиан не испытывал точно. Он чувствовал только одно — его имеет злобное животное. Он чувствовал себя вещью, которую ломают ради прихоти.
Насильник, навалившись сверху на жертву, обхватил лапами худое тело, сразу же задвигал бедрами в зверином и бешеном ритме, вбивая свой инструмент, с громким хлюпаньем, разрывая сильнее, и не обращая ни малейшего внимания на истошные вопли и жалкие попытки спастись. По дрожащим бедрам Веля стекали красные ручейки прямо на кровать вперемешку со смазкой этого монстра, но и это осталось совершенно незамеченным.
Юноша уже не кричал, а лишь тихо всхлипывал, под верзилой, глотая воздух, словно задыхаясь. Слезы сами катились на скомканное одеяло, пока его пользовали, пока его тело просто разрушали. Керод, почти что рыча, сношал свою добычу, поливая ее спину слюной от сильного возбуждения, он брал свое, как и привык, наслаждаясь беспомощностью, страданиями, упиваясь властью и все жестче трахая узкое нутро. Член этой твари буквально таранил и разрывал нежные стенки, вбиваясь все яростнее и глубже…
Шед лишь на миг пришел в себя и перед его глазами, пусть и расплывчато, встала самая ужасная картина, какую только можно вообразить. Он видел, как его любимого просто насиловали, грубо и жестоко, безжалостно. Слышал его всхлипы, потерявшиеся в грубом рычании обезумевшей от похоти мрази. Если лерментис и попадет в ад, то его снова и снова заставят переживать именно этот момент, потому что ничего страшнее в его жизни точно не было и быть не могло. Никакие садисты и никакие издевательства не сравнятся с той бесконечной болью, и чувством безысходности, что пронзили остатки его сердца, сейчас. Он предпочел бы умереть самой мучительной смертью, лишь бы никогда не видеть Веля таким…
Мир перед глазами чернокрылого расплылся и рухнул в бесконечную тьму, в которой вскоре потонули и едва слышные стоны его сломанного принца.
====== 17. Человечность (часть 1) ======
В бесконечный мрак постепенно стал просачиваться реальный мир, вместе с болью и какими-то бездарными приглушенными песнями, неразборчивой руганью и криками. Шед широко распахнул черные глаза, приходя в себя наконец-то, ощущая, как безжалостно веревки впиваются в его кожу и как ноют связанные за спиной руки, но по сравнению с нахлынувшими, как лавина, воспоминаниями, эта боль оказалась сущим пустяком.
Лерментис перевернулся на живот, встал на колени, стиснув зубы, и смог сесть на пол, расправляя затекшие крылья. Его задеревеневшие пальцы судорожно искали хоть что-то, чем можно было освободиться и, наконец, среди мусора и страниц, очевидно из выпотрошенной рукописи, он смог найти осколок стекла, которым тотчас взялся за путы, с остервенением, пиля их. Через несколько бесконечных минут, веревка сдалась и парень, даже не потерев затекшие запястья, бросился к кровати со всех ног.
Велиан лежал на лоскутах своей одежды в той же позе, в какой его и имели, словно сломанная кукла, истерзанный, залитый кровью и семенем насильника. Его кожа была покрыта почти черными синяками на тех местах, где эта тварь хватала его так сильно, словно намеревалась раскрошить кости. Шед был поражен данной картиной настолько, что впал в оцепенение. Он не мог поверить, что его мальчик, его чудо, его принц просто растоптан и исковеркан похотливым животным. И, что, он, возможно, больше никогда не озарит сгнившую и черную жизнь лерментиса своей наивной улыбкой.
— Ну что ты… За идиот-то такой, я же все равно без тебя… Жить не смогу… Ну, зачем… Ради меня… Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, гребанные боги… Пусть он будет жив! — задыхаясь, шептал, крылатый сквозь слезы. Он пытался нащупать пульс, услышать дыхание у изломанного тельца, и молился в этот момент так, как умел от отчаяния. — Я никогда вас ни о чем не просил… Вы же только людей любите, вы же их создали… А Вель — человек. Он же человек… Значит, вы должны помочь ему! Пожалуйста… Я за него прошу же.
Мальчонка дышал, правда, совсем слабо. А еще он был непривычно холодным и слегка дрожал, но это ничего. Главное, что дышал же! На его спину упало несколько крупных слезинок Шеда, сбивчиво благодарившего высшие силы, а уже через несколько минут паренька завернули в какие-то
