— А я не сплю, — хитренько пробормотал златовласик, улыбаясь и открывая затуманенные лазурные глаза, и сразу же растерянно затараторил — Почему ты… Не приходил так долго? Или приходил, но я не видел… Или видел, но забыл?
— Прости, надо было разобраться с одним важным делом, — приветливо ответил чернокрылый, скрывая волнение и, стараясь спрятать все гнетущие мысли, как можно глубже в свое истерзанное сердце. Поразительно, но стоило поймать совсем еще детский и живой взгляд Велиана, как мерзостные воспоминания о ночи с Керодом, которые не смогли смыть десятки горячих ванн, сами собой улеглись в его сознании, — Но это все неважно! Ты как?
— Никак… Спать зверски хочется. Слабость… Я вообще чувствую себя, как размазанный по тарелке пудинг, — паренек попытался пошутить, но получилось не очень-то и удачно, так что он вздохнул и опустил глаза.
— А почему ты не хочешь лечиться? Тебе же это нужно, — слегка обеспокоено и осторожно поинтересовался лерментис.
— Ну, — собеседник чуть покраснел и, помявшись, продолжил почти шепотом, — Я знаю, что господин Легжан целитель… Знаю, но все равно не хочу чтобы он меня трогал… Там. Я вообще своего тела толком не чувствую… Оно словно не мое.
— Без проблем, значит, поиграем в «лекаря и пациента», как обычно, — лукаво улыбнулся Шед и деловито откинул одеяло под которым мальчик лежал абсолютно голый. От вида светленького тела, покрытого едва заметными синяками, сердце брюнета моментально сжалось в тугой комок боли, но он постарался не подавать вида, чтобы не расстроить ненароком свое чудо.
Пациент вскрикнул, заалев, как помидорка, от неожиданности и сразу же закутался в свой тряпичный кокон обратно, вцепившись в него дрожащими пальчиками.
— Вель? Это же я. Я знаю каждый сантиметр твоей кожи, знаю твой вкус, знаю твое тело лучше, чем ты сам. В чем дело?
— Тебе тем более Нельзя! Я итак не красавец… Я сейчас… Совсем не красавец. Я не хочу, чтобы ты видел мое тело таким. Я сам как-нибудь справлюсь, — забормотал, снова переходя на шепот, — там все равно плохо все. И не надо… На это лишний раз смотреть.
Шед внимательно выслушал сбивчивый монолог совершенно меланхолично, окинул взглядом две баночки лекарств с инструкцией по применению, которые покоились на прикроватной тумбочке, а затем в одну секунду стянул многострадальное одеяло полностью, не меняя своего серьезного выражения лица.
Велиан и возмутиться-то не успел, как его ослабшие ножки согнули в коленях и развели достаточно широко. Он дрожал от жгучего стыда и обиды за свою слабость, и даже попытался свести конечности, но Шед держал их крепко и нежно одновременно.
— Ты это серьезно сейчас? Ты стесняешься уличной шлюхи? Я такое видел и в таком участвовал, что наш седой лекарь бы за секунду облысел. Лежи спокойно, я только осмотрю тебя, мой принц.
— Все… Все плохо? — прошелестел мальчик, непроизвольно зажмурившись, под пристальным взглядом любимого, который, еще чуть-чуть и он почувствует своей кожей. Лерментис внимательно изучил подрагивающие бедра, совсем недавно черные от синяков, еле сдерживаясь, чтобы не утопить их в ласке и поцелуях, пробежался глазами ниже… Некогда истерзанное и изломанное тельце сейчас выглядело совсем невинно, практически, как в их первую сладкую ночь, вопреки всем страхам, и опасениям.
— Да ужас, просто! Тебя снова разрабатывать придется, — наигранно вздохнул Шед и покачал головой, — чудо, ты же в Орене. Здесь не только чешуйчатые птицы и всякие уродцы, но и куча лекарств из этих самых птиц и уродцев. Наши целители обратно и ногу пришьют, если что.
— То есть все не очень плохо? — удивленно пробормотал Вель.
— Средства, которые ускоряют регенерацию заодно и тратят много сил больного. Так что ты будешь «пудингом» еще неделю, или меньше. Лекарь точнее скажет, — чернокрылый широко и похотливо, как истинный демон, улыбнулся, словно что-то задумал. Он на пару секунд оставил тонкие ножки в покое и потянулся к снадобьям, а потом, внимательно изучив предписания, оставленные самим Легжаном, открыл одну из банок.
— Поиграем в нашу любимую игру? — зачерпнул приличную порцию полупрозрачной голубоватой мази, от которой немного холодило кожу.
— Нет, Шед, Не смей! Потому что… Потому что мы же не в своей комнате! Сюда могут войти… Увидеть! — запричитал испуганный малец, и жалобно всхлипнув, сжал подрагивающими стеночками влажные пальцы, когда они легко скользнули внутрь. — Ая-я-яй, еще и холодная! — пискнул, но отбиваться все-таки не стал, даже коленки не свел, когда его искушенный любовник не торопясь, размеренно и осторожно, взялся за нутро, специально задевая сладкое место, от которого по ослабшему телу пробежала легкая и желанная дрожь.
— Спокойно, мой принц, я же должен убедиться, что с тобой все в порядке не только снаружи, правда?
— Шед, какая же ты скотина… — прошептал исследователь, но по-доброму, любя, а вскоре практически сразу перешел на тихие стоны, закинув голову на подушку и прикрыв глаза блаженно, — И как я мечтал… Почувствовать тебя вновь… Это сводит с ума. Ты сводишь… Ты… Такой…
Велиан постанывал в такт движениям, покорно расступаясь перед лаской. Его, некогда изорванное тело не только восстановилось внешне, но и осталось таким же чувственным и прекрасно «настраиваясь», в опытных заботливых руках, так что от своей любимой игры Вель совсем скоро бесстыдно развел коленки, полностью подставляясь, и потек, на что Шед смотрел с нескрываемой радостью.
Затвердевший и возбужденный член он бережно обхватил свободной ладонью, играясь с ним, слегка сжимая и блаженствуя при этом.
— Боги… У тебя даже это приятнее… Получается, — пробормотал разомлевший малец сквозь стоны, — Ну, пожалуйста, остановись…
Легжан… Он же услышит…
— И не подумаю. Ты должен быть счастлив, — твердо отрезал Шед, продолжая желанную пытку. А между тем, лекарь уже минут десять стоял за дверью, вспоминая свою шальную молодость. Он выжидал кульминации и по своему радовался сладострастным вздохам пациента, не как извращенец, а как лекарь, чей больной уверенно шел на поправку.
Все-таки, как же долго изголодавшемуся любовнику пришлось жить без этих тихих стонов и совершенно невинного красного личика, которое обрамляли растрепанные золотые локоны. Без нежных, совсем детских губ, которые хотелось осыпать тысячей поцелуев. Эти несколько дней растянулись серой вечностью, пронизанной воспоминаниями о
