Лерментис наклонился к дрожащему мальчишке и, прикрыв глаза от наслаждения, обнял губами затвердевшую плоть, жадно и мягко. Он, не меняя темп, нежно дразнил нутро, заставляя партнера чуть ли не извиваться под собой и орать на весь лазарет. А ведь это всего лишь длинный темный язык, который медленно обвился вокруг ствола, всего лишь горячее горло, которое то и дело сдавливало небольшой член. Казалось бы, ничего особенного — стандартная программа, отработанная ни одну тысячу раз, за которую птах раньше честно получал несколько монет, облизывал свое лицо, опустив взгляд, перед удовлетворенным надменным клиентом.
Но для Велиана это была самая настоящая магия! Особенно, когда его “малыша” буквально заглотили до самого основания. Он, очевидно, повиновавшись одним инстинктам, дотянулся пальчиками до черных прядей и закопался в них. Сперва Шеду даже показалось, что он пробудил-таки темные струнки в исследователе и теперь его голову грубо, как и раньше, просто прижмут к паху, вцепившись в волосы, и заранее простил это увлеченному мальцу. Только Вель и не думал вытворять что-то подобное, он пропускал локоны между пальцев и поглаживал их… Как волосы самого любимого существа, а не лохмы какой-то дешевой шалавы.
Юноша выгнулся, истошно, насколько могло его слабое тельце, закричал, когда его накрыл сильнейший, яркий оргазм, который почти что довел до беспамятства, чуть не утопил в блаженстве. На несколько минут, кажется, Вель и правда выпал из реальности, пока его счастливый ангел жадно выпивал все до капельки. Он, как и положено хорошему работнику борделя, старательно слизывал все следы, оставляя влажные полосы, сосредоточившись на обмякшем члене и бедрах пациента. При этом не спешил покидать пульсирующее нутро, впитывая в себя каждую секунду это увлекательной игры.
Шед лишь на миг поднял шальные, порочные черные глаза, не отвлекаясь от прямых обязанностей и замер, поймав восторженный и влюбленный пьяный взгляд паренька. Да, крылатый для всего проклятого мира был сейчас грязной тварью, что елозит языком по чужому достоинству, забыв даже утереть собственное лицо. Но только не для этого наивного чудака с каким-то невероятно огромным чистейшим сердцем.
— Я чувствую себя лучше… Вообще чувствую немного свое вялое тело… Тебя… Это так здорово, — едва различимо прошелестел паренек и впервые за всю беспросветную жизнь падшего возлюбленного, похожую на вязкую топь, погладил его щеку слабенькой ладошкой, стирая несколько капель. — Иди сюда… Я хочу тебя обнять.
Лерментис, как завороженный, не отрывая своих удивленных и бесконечно преданных глаз, мягко выскользнул из настрадавшегося исследователя и в два счета оказался с ним рядом на простынях, а после, забравшись под одеяло, оплел его руками. Он готов был вновь разрыдаться, как и тогда, но бушевавший вихрь самых разных эмоций так и остался затихать где-то внутри ожившего сердца.
Шед, улыбнувшись, прикрыл веки и крепко-крепко прижал к себе растяпу, успокаивая своим теплом и в который раз вручая себя целиком до последнего перышка в неопытные обессиленные ручонки, что практически сразу обняли его в ответ. Как самого важного человека. Как любимого.
====== 22. Одно целое ======
Легжан устал ждать, точнее, он решил, что после кульминации пациент просто заснет, да и воцарившаяся тишина на это указывала. Поэтому он резко распахнул дверь и замер, удивленно вскинув поседевшую бровь. Его вниманию предстала довольно интересная и даже по-своему трогательная картина. Велиан, с абсолютно счастливейшим выражением лица нежился в руках чернокрылого красавца, что прямо сейчас игрался с его смешными и непослушными золотистыми прядями, пропуская их между пальцев и тихо-тихо, шептал постельные глупости в этот самый момент, от которых Вель то краснел, то хихикал вполголоса. Но стоило целителю нарушить идиллию своим присутствием, как исследователь за секунду раскраснелся, словно его застали за чем-то совсем непристойным и даже попробовал выбраться из нежной хватки любовника.
— Эт-то… Это совсем не то, что вы подумали! — попытался оправдаться юноша, готовясь про себя заслуженному монологу о «моральном разложении» и падении нравов.
— Температуру измеряли? — усмехнулся Легжан, сложив руки на груди, — Да я на самом деле рад, когда у моих пациентов начинается полноценная жизнь. Счастливый и удовлетворенный пациент на поправку идет намного быстрее! Так что продолжайте. Можете в «целителя» поиграть, я вам даже что-нибудь одолжу из «реквизита».
Юнец так и замер с широко распахнув лазурные глазами, продолжая упираться в своего черного ангела ладошками.
— Теперь ты за творожника отвечаешь, — лекарь строго посмотрел на Шеда, совсем как учитель, — и за процедуры тоже. И кончать он должен не меньше двух раз в день, но смотри без фанатизма. Он же дохлый совсем и быстро устанет.
— Я с огромной радостью исполню все предписания, господин целитель, — лукаво улыбнувшись, лелейным голосом протянул лерментис и прошелся язычком по пунцовой щеке ошарашенного паренька, — Готов хоть сейчас приступить к процедурам.
— А ты, — врачеватель перевел свой умудренный опытом взгляд на застывшего исследователя, — Прекращай панику разводить. Это же Орен. Здесь мораль давно сдохла и истлела. И то, что у вас настоящие отношения я понял давно. Даже завидую немного… Эх, будь я помоложе лет, эдак, на двадцать, завел бы себе крылатую сиделочку, а то и двух. И мешал бы своим пациентам высыпаться.
Велиан, как выросший в строгости житель пропитанного традиционными ценностями, Шульгарда, все не мог до конца привыкнуть к здешним порядкам и к целителям, которые рекомендуют интим в качестве лечебных процедур. Так что он просто слушал лекаря, пытаясь отыскать хоть какой-нибудь ответ в своих растерянных мыслях.
— Да... Совсем забыл, — вклинился в неловкую паузу Легжан, — я тут на досуге почитал твою книгу, Велиан, и даже настолько обнаглел, что написал несколько заметок. Ну, может пришьешь их куда… Укажешь мое имя в конце где-нибудь. Мне было бы приятно.
— А как вам вводная часть? А как вам теория? А что скажете о… — пациент, чуть с кровати от счастья не свалился, когда упомянули заветную рукопись. Сейчас его голубые глазки загорелись, как у ребенка, которому читали захватывающую историю. Он так оживился, что не только засыпал вопросами врачевателя, но и уж было собрался таки вскочить и в свой труд вцепиться. Только Шед пресек этот порыв осторожно и крепко стиснув забарахтавшегося юношу.
— Так. Все-все. Пока не поправишься — о книге даже говорить запрещено! Знаю вас, писак, только перо в руки дай и лечение
