Мэй vs Хорн (СИ)

тут лишний. Он словно в первый раз смотрел на меня не как на ребёнка, а на уже мужчину, чьё детство он пропустил, отдавая предпочтение Кеннету. Я не злился на него и уже не был напуган, я тоже увидел всего лишь мужчину, взрослого мужчину, который всю жизнь не мог показать свои чувства, боясь того, что их вывернут и используют против него. Не помню, сколько мы так молча сидели, изучая друг друга. Мне отчаянно хотелось уйти, я знал, что ждал этого момента так долго, но он не давал чувства удовлетворения — на самом деле, мне было плевать, принял он меня или нет. Я встал со стула, около дверей услышал движение за спиной. Он так ничего и не сказал за всё это время. Когда я обернулся, держа ручку, его глаза увлажнились. Казалось, ещё чуть-чуть и он подойдёт, обнимет со словами: «Сынок». Краем глаза заметил, как он зажимает в руках конверт на отцовство. У меня это вызвало только усмешку — он так и не собрался с духом открыть его. Он знал, что найдёт там и ему до ужаса не хотелось понимать, что я его сын и он так поступал со мной. Чтобы там кто не говорил, правда не делает жизнь легче. Мы уже знаем подсознательно большую часть вещей, но каждый раз ограждаем себя ложью.

В тот момент хотелось возненавидеть Лорин, сказать, что она предала моё доверие ещё раз, залезла в отношения, которые её не касались. Но вместо этого душа требовала другого — хотелось поблагодарить её. Лично.

Наши отношения не стали теплее или лучше, так и остались никакими, но отец отпустил на все четыре стороны, переведя те средства, которые обещал Кеннет. Брат в свою очередь находился безвылазно у очередного психоаналитика и пытался разобраться в себе. Патрисия не хотела вести разбирательства, судиться, тратя время и деньги на него, отосланный чек отцом она тоже вернула. Конечно же, всё это отразилось на семье в целом, на бизнесе и положении, но родители хотя бы открыли глаза на всё, чем он занимался.

И я в тот же вечер, как получил деньги, купил билеты и улетел, улетел как можно дальше от Америки, от семьи и друзей — мне тоже нужно было разобраться в себе. Когда эта мысль пришла в голову, то я знал наверняка, зачем Лорин убежала. Ей это было необходимо так же, как и мне. А то и больше. Я вглядывался в иллюминатор и боялся, что никогда больше её не увижу. Что, сняв со всех кандалы, она считала, что больше здесь не нужна. Мир был большой, и она была в нём новичком. Что открывающиеся возможности отговорят её возвращаться. Проходил день за днём, неделя за неделей и не было никаких вестец. И я понял, что нужно действовать, даже если Лорин этого не хотела.

Добиться расположения Патрисии и её родителей было несложно. Они знали из писем: мне можно доверять и я никогда не делал Лорин больно, что уж там — даже не собирался.

Каждую неделю выходные я проводил дома у Лорин, изучая её комнату, вещи, разговаривая с Пат и родителями, чтобы понять, куда же она направилась и где её искать. Не отпускало чувство, что мы играем в игру и правила знает только Лорин, а я как слепой котенок упирался то в одну стенку, то в другую.

Проходили дни, я не сдвигался с места. Даже те весточки, которые получала Пат из разных уголков мира, не давали намека на то, что же делает её сестра — это сводило с ума. Порой казалось: я вижу её где-то в толпе, у дома, в котором мы жили, или в галерее, где теперь работал, и каждый раз или я не успевал, или хватался за девушку, которая абсолютно точно не была Лорин.

Однажды так отчаялся, что предпринял попытку узнать что-то у Тоби. Слабо верилось, что он знает меньше моего.

— Уходи! — кричит ирландец через дверь в квартиру. — Я вызову полицию.

— Я пришёл только поговорить, — упираюсь лбом в дверь, устав каждый раз чувствовать приближение провала. — Не заставляй это говорить… Ты моя последняя надежда.

— Мне не о чем с тобой говорить, мерзавец, из-за тебя всё так вышло. Пока ты и твоя семейка не придумали всю эту забаву, всё было отлично. Лорин так бы и жила спокойной жизнью.

Не нужно рентгеновское зрение, чтобы представить его лицо — оно искажено гримасой грусти и разочарования. Как будто я воспринимаю это как-то иначе.

— Как будто она была счастлива, Тоби. Ну кого ты обманываешь? Если честно, я устал искать зацепки и придумывать планы, чтобы найти её. А мне, представляешь, всего лишь нужно знать, что она в порядке. Как она произносит эти слова и смешно морщит нос, как откидывает волосы назад и готовится послать тебя куда подальше. Всё, ты меня достал! Я знаю, каково тебе, не нужно делать из себя мученика! Не тебя бросили сразу после свадьбы, не твоя семья сейчас тонет в грязи, от которой не отмыться, — я ударяю в дверь. — Мне плевать на Кеннета и отца, но моя мать страдает за них, чёрт побери. За тех, кто думает только о себе. Я вижу, как она несчастлива, но не может отпустить эту любовь! Так и какого хрена ты прячешься от меня? Струсил?

Замок неожиданно щёлкает и дверь отворяется. Стоит хищно улыбнуться — значит, он всё-таки повёлся на провокацию — и в лицо летит кулак. В голове проносится мысль: «можно отклониться», а сердцем понимаю — без этого наше хрупкое доверие не построится. Только боль от этого меньше не становится. Как в замедленной съёмке вижу искаженное лицо Тоби. Как чёртов лепрекон, честное слово! Он ударяет прямо в нос, слышу тихий хруст, прижимаю руки к лицу и кричу:

— Твою мать! — слёзы сами собой появляются на лице, хожу из стороны в сторону по площадке, капая на пол кровью, которая легко просачивается сквозь пальцы. Тоби говорит:

— А теперь заходи, а то теперь точно соседи вызовут полицию.

— Боишься попасть в обезьянник? — произношу я, всё ещё матеря его всеми словами.

— А я смотрю тебе мало, да? Заходи, пока не передумал

Приходится послушать рыжего лепрекона. Не сразу отходит от сердца его удар, но от части я его заслужил. В конце концов, именно я, а никто-то другой забрал его даму сердца, более того — сделал своей женой. С другой стороны — а чего он так плохо её охранял? Я бы не смог отпустить Лорин по доброй воле, но она нашла другой способ — сбежала.

— Садись, — говорит Тоби, указывая на диван. Плюхаюсь и закидываю