– Самогон из папайи, – угнездил ее рядом с костром. – По бердянскому рецепту.
Вскоре на сооруженном индейцами вертеле, истекая соком, дразняще запахло мясо, в углях, на подложке из душистой коры зарумянились, словно пирожки, яйца, все было готово к действу. Далее каждый получил свою порцию в изумрудный лист лотоса, Кайман вынул из тыквы затычку, поднес емкость к губам и со словами «Ну, будьмо!» забулькал горлом. Потом крякнув, передал сосуд мне – угощайся.
– За дружбу народов! – сказал я и тоже изрядно приложился.
Напиток был крепчайший, пах ржаным хлебом и мне очень понравился. Далее эстафету приняли индейцы, после чего все навалились на яства. В воздухе слышался треск хрящей и чавканье. Насытившись, мы славно отдохнули в тени, пока жара не спала, после чего забрав с собой остатки провизии, погрузились в лодку. Она была искусно выдолблена из ствола дерева. Кокои с Ораха дружно заработали веслами, и вскоре мы вышли из залива на широкий простор реки, катившей воды в сторону океана.
Вокруг открылась впечатляющая картина тропической флоры и фауны. Зеленые густые леса уходили каскадами к горизонту, меж них, в легкой дымке, просматривались цепи горных вершин и взблескивали озера, в кронах деревьях носились стаи обезьян и слышался разноголосый птичий хор, а по берегам расхаживали сотни цапель с фламинго. В разных местах из воды то и дело выпрыгивали дельфины, изредка возникали, словно подводные лодки под перископом, темные контуры аллигаторов. Необыкновенным был и воздух. Чистый, словно хрусталь, напоенный запахами цветущих орхидей, трав и пряностей. – Да, здесь точно рай земной, – сказал я Кайману (Андрей попросил называть его только так). – Не иначе, тут и обретались Адам с Евой.
– Так я ж тебе говорил, – рассмеялся он. – Почему и сбежал от цивилизации.
– А расскажи-ка мне о своем племени, – поудобнее устроился я на банке[22]. – Что они за люди? Интересно.
Все это время подданные вождя невозмутимо опускали весла в воду, чавкая какие-то листья.
– С удовольствием, – ответил он. – Кстати, раха очень занимательные ребята. Вот, например, что говорят друг другу люди, отправляясь спать?
– Ну там, «доброй ночи», «спокойного сна» или «хорошего отдыха» – пожал я плечами. – У всех свои заморочки.
– Точно, – кивнул головой Кайман. – В разных культурах эти пожелания звучат по-разному, но в основном все они высказывают надежду говорящего на то, что его оппонент будет спать крепко, сладко, видеть во сне розовых бабочек и воспрянет утром свежим и полным сил. К новым трудовым подвигам. По-пирахски же «Спокойной ночи!» звучит как «Только не вздумай дрыхнуть! Тут всюду змеи!» раха считают, что спать вредно. Во-первых, сон делает тебя слабым. Во-вторых, во сне ты как бы умираешь и просыпаешься немножко другим человеком. И проблема не в том, что этот новый человек тебе не понравится – ты просто перестанешь быть собой, если станешь спать слишком долго и часто. Ну и, в-третьих, змей тут, и правда, навалом. А кроме них полно других ядовитых и агрессивных гадов, не говоря уже про духов, которые сидят в кустах и только и мечтают о том, чтобы прыгнуть тебе на шею и незаметно высосать кровь из затылка. Так что пираха не спят по ночам. Дремлют урывками, по двадцать-тридцать минут, прислонясь к стене хижины или прикорнув под деревом. А остальное время охотятся, рыбачат, танцуют у костров и играют с детьми или собаками.
– М-да, – покосился я на спутников вождя. – Действительно, занимательные.
– Это что! – оживился Кайман. – Слушай дальше. Сон, по их мнению, изменяет пираха – любой из них помнит, что раньше вместо него были какие-то другие люди. «Те были гораздо меньше, не умели трахаться и даже питались молоком из женских грудей. А потом они все куда-то делись, и теперь вместо них – я. И если я не буду подолгу спать, то, возможно, и не исчезну». Обнаружив же, что фокус не удался и он вроде как поменялся, пираха берут себе другое имя. В среднем хитрецы меняют его раз в шесть-семь лет, причем для каждого возраста у них есть свои, отвечающие запросам. Так что по имени всегда можно сказать, идет речь о ребенке, подростке, юноше, мужчине или старике. Вот такая вина.
– И по сколько ж имен сменили эти парни? – кивнул я на размеренно гребущих индейцев.
– По четыре, – растопырил пальцы рассказчик.
– Я-я, натюрлих, – осклабился Ораха, а Кокои лукаво прищурился.
– Ни хрена себе! – аж подскочил я в лодке. – Откуда он знает немецкий?
– Когда пираха жили в Амазонии, у них долго скрывался нацист. Сбежавший после войны из Германии. Они даже помнят песню «Лили Марлен». Но поют, только когда пьяные.
– Чем глубже в лес, тем толще партизаны, – удивленно покачал я головой. – Интересно излагаешь.
– Ну, так вот, – опустив в воду руку, хлебнул из ладони бывший моряк. – Возможно, именно такое устройство жизни, при котором ночной сон не разделяет дни с неизбежностью метронома, позволило пираха установить очень странные отношения с категорией времени. Они не знают, что такое «завтра» и что такое «сегодня», а также плохо оперируют понятиями «прошлое» и «будущее». Из примет колеса времени в сельве – лишь частые сезоны дождей, сменяющиеся сезонами относительно сухими, так что никаких календарей, счета времени и прочих условностей мои подопечные не знают. А потому никогда не задумываются о будущем, так как просто не умеют этого делать.
Кроме того, пираха не делают запасов еды. Вообще. Они просто ловят ее и едят (или не ловят и не едят, если охотничье-рыбацкое счастье им изменяет). Мысль о том, чтобы засушить, закоптить, заготовить что-либо впрок, просто не приходит им в голову. Хотя это можно понять. Зачем стараться, если в следующий раз вместо тебя может проснуться какой-нибудь совершенно посторонний человек? Пусть мерзавец сам попотеет, махая острогой на реке или стреляя из лука. Их женщины сажают овощи и некоторые злаки на маленьких огородах в сельве – что у пираха единственный пример хозяйственной дальновидности, дальше этого дело не идет. Когда у пираха нет еды, он относится к этому безразлично. Едят в племени не чаще двух раз в сутки и нередко устраивают себе разгрузочные дни даже тогда, когда пищи в деревне много. Ни один белый, за исключением меня, – сказал с гордостью Кайман, – не сумел выучить их язык. Поскольку он уникален. Ничего похожего на Земле больше не встречается. То, что в языке всего семь согласных и три гласных – это еще ерунда. Куда больше проблем со словарным запасом. Местоимений, скажем, индейцы почти не знают, и, если им очень нужно показать в речи разницу между «я», «ты» и «они»,
