— Ну, если можно так сказать… — Хоффман грустно усмехнулся, — пропил всё, что только можно.
— Тогда миссис Поттс вдвойне нуждается в этих деньгах. Вы выполните мою просьбу?
— Всенепременно, мэм, — заверил шериф.
***
Анна решила отложить переезд ещё на несколько дней. Нина с дочерью остались в Райдхайме, чтобы к прибытию новой хозяйки привести имение в порядок настолько, насколько это вообще возможно.
Следующим утром после печального известия, Анна снова приехала в Райдхайм, чтобы справиться у слуг, как они провели первую ночь.
— Уж, не знаю, что там люди болтают про ваш дом, — фыркнула Нина, — но нас никакие призраки не навещали. Крысы — да, этих тварей здесь пруд пруди, надо бы ловушек понаставить, а ещё лучше кошку завести. Вы любите кошек? Если хотите, принесу завтра свою разбойницу, у нас их аж три штуки, и все, как одна крысоловки.
В тот же день прибыли ещё три горничные, нанятые Винсентом — одна из местных, и две из соседней деревни, а миссис Керджесс, наконец, получила должность экономки.
Поттса хоронили на третий день после смерти. Чувствуя долю ответственности, Анна пришла на церемонию, и Винсент составил ей компанию. Желающих проститься оказалось немного — старуха мать, соседи, да несколько дружков-собутыльников в надежде получить бесплатную выпивку за упокой приятеля.
Приходской священник прочитал короткую речь, после чего двое рослых мужчин опустили в могилу грубо склоченный прямоугольный ящик. Когда на крышку упала первая горсть земли, мать, не выдержав, бросилась к краю ямы, упала на колени и глухо завыла. Кто-то из женщин попытался поднять несчастную на ноги, но та с неожиданной для её возраста и телосложения силой, оттолкнула соседку.
— Ты… — прошипела старуха, загребая узловатыми пальцами влажную землю, и посмотрела на Анну — ты во всё виновата! Забери свои деньги, ведьма! — она швырнула купюру ей под ноги, — забери и будь проклята!
Анна смотрела ей в глаза, не в силах пошевелиться. Сердце щемило от жалости к этой бедной женщине, но что она могла сказать?
Кое-как успокоив несчастную, соседка поставила её на ноги и, оттащив от могилы, обернулась к Анне.
— Простите её, миссис Дафф, она это не со зла… — виновато проговорила женщина.
Анна понимающе кивнула:
— Всё в порядке. Я знаю, как больно терять тех, кого любишь.
Её охватила слабость и оставаться здесь не было ни сил, ни желания. Винсент, увидев её состояние, положил руки ей на плечи и повёл прочь.
— Пойдём, — мягко сказал он, — если хотите, заедем в паб и пропустим по стаканчику.
Анна нервно кивнула:
— Да.
По дороге к машине, она повернулась и краем глаза выхватила женский силуэт в черном одеянии возле одного из потемневших надгробий. Анна вздрогнула и резко остановилась.
— Вы в порядке? — Винсент, коснулся её руки и, перехватив взгляд, посмотрел на каменного ангела с опущенными крыльями, закрывающего ладонями лицо.
— Да, — она зажмурилась, а когда открыла глаза, возле памятника уже никого не было, — просто голова разболелась.
***
“… Я стала бояться ночи. Поначалу то были смутные неясные ощущения — нечто инстинктивное и спрятанное в глубинах моего подсознания. Весь день я старалась занять себя делами, вымотать до предела, чтобы с наступлением темноты рухнуть в постель и забыться. Иногда меня пробирает озноб, хотя в спальне полыхает камин, а иногда, напротив, бросает в жар, невзирая на гуляющий по комнате сквозняк…”
Анна ещё раз окинула взглядом написанное и, подумав, зачеркнула последнюю строку.
— Ерунда какая-то…. — сказала она самой себе, — “…а иногда, напротив, бросает в жар, невзирая на гуляющий по комнате сквозняк…” — с раздражением прочитала она вслух. — Кажется, я совсем разучилась писать…
Анна смяла листок и швырнула в мусорное ведро. За два месяца она написала одну главу, да и то, уже не была уверена в её логичности. Слова упорно не желали складываться в предложения, а если ей всё же удавалось перебороть себя, на бумаге выходила полная бессмыслица — сухая и безвкусная.
“На следующей неделе напишу не менее двенадцати страниц, чего бы мне это ни стоило”, пообещала она самой себе, забираясь в постель. Стрелка часов подбиралась к полуночи и после дневных событий, Анну клонило в сон. На прикроватной тумбочке лежала найденная в пруду сломанная заколка, и прежде, чем погасить свет, она ещё раз осмотрела находку. “С любовью, А. Т”. Анна не могла знать наверняка, но, скорее всего, инициалы означали “Акерлей Тремейн”— имя покойного мужа Луизы. Закрыв глаза, она представила, как выглядела эта заколка в золотых волосах её родственницы — крошечные аметисты радужными бликами переливаются на солнце, и хозяйка игриво убирающая за ухо непослушный локон, что опять выбился из причёски. Все ещё живы и безмерно счастливы… Могла тогда ли бедная Луиза, знать о том, какие удары обрушатся на её хрупкие плечи?
Анна убрала заколку в верхний ящик. Если бы людям дано было видеть будущее, то, может, они бы сильнее ценили настоящее? Когда-то ей и самой казалось, что впереди целая жизнь — счастливая и безбедная, и даже, когда она, стоя на вокзале, глядела вслед уезжающему поезду, то была абсолютно уверена — всё это ненадолго, и уже к Рождеству Уильям будет дома.
Вздохнув, Анна погасила лампу и укрылась одеялом.
…Гуляющий по комнате сквозняк, пробирал до костей. С замшелого потолка стекала пахнущая болотом вода, и пара холодных капель упали ей на лицо. Жёсткие простыни царапали тело, кожа зудела, но когда Анна попыталась шевельнуть рукой, то обнаружила, что руки и ноги её привязаны к стенкам кровати. В подвале было темно, и только масляная лампа, выхватывала из густой черноты земляной пол и часть ребристой каменной кладки. Охваченная паникой, Анна закричала, но не услышала собственного голоса. Глаза её лихорадочно метались, в поисках чего-нибудь, что помогло бы освободиться; мысли сменяли одна-другую, и стук сердца гулко отдавался в ушах.
Неожиданно из темноты выплыла черная фигура, с ног до головы укутанная плащом. Лица Анна не видела, но чувствовала пристальный, исполненный ненависти взгляд.
— Смотри… смотри… — фигура наклонилась к ней и прошипела в самое ухо, — смотри, как я смотрела… Страдай, как я страдала…
Бледно-синюшная рука с ошмётками истлевшей кожи потянулась к её лицу.
Анна беспомощно извивалась, но верёвки только сильнее впивались в тонкую кожу.
— Я заберу всё, что тебе дорого…
Ледяные пальцы сомкнулись на её шее.
— Страдай… страдай… страдай… Тебе не спасти его…
Воздуха катастрофически не хватало. Анна хрипела, тщетно пытаясь сделать хоть один спасительный глоток, но мёртвые руки, не ведая пощады, сжимали её хрупкую шею. Кровь стучала в ушах, ей казалось, что ещё мгновение
