— Почему бы и нет? — в тон ей ответил он, — заодно и расскажете историю вашей семьи.
Она преобразилась за последнюю неделю. В день, когда Винсент впервые увидел её на станции, перед ним была измождённая и потерявшая интерес к жизни молодая женщина, добровольно похоронившая себя в сельской глуши. А теперь она снова улыбалась — искренне, довольно, хотя и немного сонно. И так непривычно было видеть её в светлом дельфосе, и с распущенными волосами, подхваченными на затылке серебряной заколкой, той самой, что он нашёл в пруду. Пару дней назад Анна отдала её местному ювелиру, чтобы починил застёжку, и старинное украшение обрело новую жизнь, как и его теперешняя владелица.
За два года, проведённые в Торнтоне, Винсент почти не общался с женщинами, не считая тех, что приходили в контору по делам. Через полгода после переезда он завёл роман с одной незамужней дамой из городка неподалёку, но отношения продлились всего пару месяцев — тогда война ещё не до конца отпустила его, и новая любовница вскоре заявила, что не готова мириться с его внутренними демонами. Её раздражала молчаливая угрюмость Винсента, его нежелание выбираться на ужины и коктейли и отсутствие интереса к тому, что составляло бóльшую часть её жизни: званые вечера, концерты и неизменный гольф по субботам. Винсент не осуждал любовницу: в конце концов, она была права, когда уходя, сказала ему, что он сам не желает выбираться из этой ямы.
И сейчас, стоя на балконе Райдхайма, он был благодарен Анне — она не изменила его жизнь, но подтолкнула к тропинке, которую он давно потерял из виду. Винсент не мог сказать, что увлёкся ей, но с Анной он на какое-то время забывал о прошлом, и даже нога теперь почти не напоминала о себе — во всяком случае, за последнюю неделю он не прикасался к морфину, и искренне надеялся, что эта дрянь ему больше не понадобится.
Винсент не пытался оказывать ей знаки внимания, хотя отдавал себе отчёт в том, что при других обстоятельствах, возможно и приударил бы за такой женщиной. Но сейчас это было не нужно ни ей, ни ему.
— Уже поздно, — Винсент посмотрел на часы и перевёл взгляд на Анну, — мне пора.
— Конечно, — сказала она, будто опомнившись, — спасибо, что составили компанию и помогли навести здесь порядок.
Гости к тому времени почти разошлись, и Винсент уходил одним из последних. Уезжая, он не выдержал и оглянулся. Анна стояла на крыльце, закутавшись в палантин, и смотрела ему вслед до тех пор, пока автомобиль не скрылся из виду.
***
— Как прошла первая ночь? Призраки не беспокоили? — подначил он, когда следующим утром она пришла к нему в контору.
Анна поднесла к губам чашку дымящегося кофе и с наслаждением вдохнула горький аромат.
— Очевидно, мне достались очень деликатные привидения, — улыбнулась она, — и великодушно позволили выспаться всласть, чего не скажешь о мышах. Буду надеяться, что кошка миссис Керджесс с ними разберётся.
Проснувшись около восьми, она спустилась в столовую и обнаружила, что стол уже накрыт. Кухарка оказалась мастерицей своего дела, и через час, сытая, отдохнувшая и довольная, Анна позвонила матери, сообщить, что прекрасно устроилась.
— Обещала приехать через пару месяцев, — сказала она, когда закончила разговор, — моя тётушка Эдит приболела, и нужно присмотреть за ней. Ну, что не передумали осматривать кладбище?
Место последнего пристанища Тремейнов находилось в конце участка. Теперь, когда рабочие очистили его от сорняков и бурьяна, оно уже не казалось таким мрачным. Среди деревьев, увитая плющом, стояла небольшая мраморная капелла, построенная в античных традициях. Стены внутри покрывали облупившиеся фрески с сюжетами из Библии, в противоположном конце стоял небольшой алтарь, предназначенный для священника, и несколько скамеек. Солнечный свет, проходя сквозь мозаичные окна, разбрасывал по полу и стенам разноцветные пятна.
Анна никогда не боялась кладбищ. Памятники и надгробия вызывали у неё, скорее тоску, нежели страх, а сейчас, расхаживая с Винсентом среди старых могил, она чувствовала лишь интерес, подогреваемый гордостью за причастность к древней благородной фамилии. Анна не была тщеславной, и не кичилась своей родословной, но осознание того, что корни её истории берут начало аж в шестнадцатом веке, вселяло вдохновение.
— 1560-ый! — присвистнул Винсент, разглядывая треснувший памятник с остатками имени, которое теперь было не разглядеть.
— О! — Анна подошла сзади и похлопала его по плечам, — кажется, вы нашли могилу Артура Тремейна, верного стряпчего Генриха VIII. А это, должно быть, его супруга Маргарет, — она указала на низенький памятник по соседству.
Винсент взглянул на неё с удивлением:
— Так сколько же лет стоит здесь этот дом?
— Райдхайм был построен в 1533-ом году, — эту историю Анна знала с раннего детства, — именно тогда Артур Тремейн получил от короля пять тысяч шиллингов и … — она огляделась вокруг, — эту землю. Сир Артур был добрым другом Томаса Кромвеля и помогал устроить развод Генриха с Екатериной Арагонской. В благодарность за содействие, Анна Болейн уговорила супруга даровать Тремейну собственные владения.
— Так, получается, этот особняк — памятник истории?
— В какой-то мере, — Анна пожала плечами, — хотя далеко не все старинные дома представляют собой историческую ценность.
Через несколько минут обнаружили и могилу Луизы Тремейн — прямоугольный памятник из серого камня с черной табличкой и выгравированными на ней датами. Аскетичное надгробие смотрелось ещё более странно на фоне роскошного монумента Акерлею Тремейну, изображающего хозяина в полный рост.
— Ему было сорок пять, когда он умер, — сказала Анна, — сердечный приступ прямо во время застолья. Луиза пережила супруга на двадцать восемь лет.
— И больше не вышла замуж?
— Нет, — Анна покачала головой. — Бабушка рассказывала, что к концу жизни она стала замкнутой и нелюдимой, хотя Вера (так звали мою бабушку) никогда не видела её.
— Почему?
— У Луизы и Акерлея долгое время не было детей, и лишь в тридцать пять лет она, наконец, родила дочь, которую назвали Демельзой. Но через пять лет Акерлея не стало, а у Луизы и дочери отношения не заладились. — Анна грустно усмехнулась.— Правильнее сказать, они ссорились едва ли не каждый день, и в восемнадцать лет Демельза уехала из Райдхайма, а вернулась лишь в 1843 году на похороны матери. К тому времени её муж Каледон Говард был уже мёртв, и в поместье она приехала с тремя детьми: Виктором, Роландом и моей бабушкой Верой, которой тогда было всего шесть лет.
— Если судить по надгробиям, отца Демельза любила больше, — заметил Винсент.
— Ей было всего пять,
