Слова Айрика не на шутку меня беспокоят. Когда я убью бога, то тоже ничего не почувствую?
– Мне кажется, покой снизойдет на тебя, когда ты вернешься в Рестин и снова увидишь лица матушки и отца, – говорит Сорен.
– Может быть, – отвечает Айрик и встает с песка. – Но с этим придется подождать. Мне еще нужно изготовить особую броню.
Кузнец протягивает мне руку, чтобы помочь подняться на ноги.
– Идем купаться. От нас за версту несет тухлой рыбой.
* * *Мы направляемся прямиком к заводи, где обычно принимаем ванну. После купания путь лежит к домику на дереве, где я торопливо переодеваюсь в сухую одежду и развешиваю сушиться выстиранную. Айрик перевязывает мне рану на предплечье и удаляется с отрубленной головой в мешке, пробормотав напоследок что-то насчет способа сохранить ее от разложения до возвращения в деревню. Мы же с Сореном приступаем к приготовлению ужина.
После нашего сражения в озере я чувствую такой голод, будто не ела несколько дней. Живот так и урчит, пока я подбрасываю дрова в очаг. Сорен нанизывает куски мяса вальдезавра на вертел, периодически поглядывая в мою сторону, словно не решаясь начать разговор.
Я уже собираюсь окликнуть его, но внезапно задумываюсь: а готова ли я услышать то, что он хочет сказать?
Подвесив вертел над огнем, парень наконец произносит:
– Я так признателен за все, что ты сделала для Айрика! Он не хотел учиться плавать да вообще слышать что-либо про испытания, пока ты не появилась. Да и с хайгозухом мы без тебя бы не справились. Нам нужна была помощь. Я почти год не мог думать ни о чем, кроме изгнания друга и своего чувства вины, а потом пришла ты… – Наши взгляды встречаются, и на этот раз все по-другому. Внутри все замирает, и возникает ощущение, что слова нам не нужны. – Спасибо! Ты спасла не только Айрика, но и меня. И не только тогда, с зирапторами.
До того как я осознаю происходящее, Сорен наклоняет голову и целует меня в щеку. Затем отстраняется и вопросительно смотрит на меня.
У меня перед глазами вновь возникает образ Торрина. Сколько времени прошло с тех пор, как он поцеловал меня в щеку, а не в губы, чего я так жаждала? Я приняла решение, что не позволю больше ему одержать надо мной верх, но контролировать мысли о нем я не в силах.
Я только недавно начала считать Сорена другом, о чем-то большем думать пока рано. Поэтому я делаю шаг назад, не глядя на него.
– Пожалуйста, Сорен. Друзья для того и нужны.
Пожалуй, я слегка переборщила, но воин улавливает намек.
– Пойду проверю, как там Айрик. Без меня ему не удастся придумать, как законсервировать ту голову.
И парень убегает быстрее, чем заяц от лисы.
Я вздыхаю и размышляю о Сорене. О Сорене и его потрясающих губах. Когда-то я только и мечтала о поцелуе. Теперь же от одной мысли об этом во рту чувствуется привкус горечи.
Я ненавижу Торрина за это! Я должна сейчас думать, не путает ли Сорен благодарность с влюбленностью или видит ли он девушку за доспехами воина. Я должна перебирать моменты, проведенные вместе, чтобы вычислить, когда все изменилось.
Но я не могу.
И чем больше я стараюсь, тем четче представляю лицо Торрина. Я снова и снова вижу, как он победно улыбается, сжимая в руке голову зираптора. Как они с Хавардом выжидательно наблюдают за действием яда и моими судорогами.
Я чувствую на щеках непрошеные слезы и торопливо их утираю.
Плачут только девчонки. Воины не льют слез.
Черт бы тебя побрал, отец! Я – живой человек, со своими чувствами и переживаниями. Меня предали, и я имею право расстраиваться.
Как только я даю себе разрешение чуть ослабить броню, груз на душе становится гораздо легче.
Мне больше нет дела, что подумает отец. Я любила его всей душой, а он бросил меня на милость совета старейшин, как только дочь перестала соответствовать его ожиданиям.
В Лихоземье никто не будет раздавать мне приказы. Здесь я могу вести себя как душе угодно. Могу быть самой собой и не презирать себя за это.
Рексасена учит уважать старших, но надеюсь, великодушная богиня простит меня за сомнения в словах и поступках моих родителей. Словно в ответ на душе становится тепло и светло, я ощущаю, что способна на все и, что самое важное, любима.
– Благодарю, – шепчу я.
* * *Позднее, вгрызаясь в горячее мясо, я спрашиваю Айрика:
– Так что ты сделал с головой?
Он проглатывает свой кусок и отвечает:
– Закопал в соль, пока не надумаю вернуться в Рестин.
– И когда же это произойдет?
– Я помню про нашу сделку, если ты об этом. А еще я должен дождаться, когда Сорен раздобудет то проклятое перо.
Сорен замирает, не донеся кружку с водой до рта. Затем медленно опускает руку и переспрашивает:
– Ты хочешь… ты собираешься дождаться меня?
– Мы все отправимся по домам. И я знаю, как это сделать.
– Так поделись своими мыслями, будь любезен, – прошу я. Меня тянет ко сну после сытного ужина и сильных эмоций, но важнее обсудить план действий.
– Можно с уверенностью утверждать, что от меня толку не будет: я скорее по части строительства, а не размахивания топором, – начинает рассказывать Айрик. – Ты, Сорен, и ты, Рас, должны отправиться в горы вдвоем, а я пока останусь здесь и изготовлю обещанные доспехи. Задание Расмиры логичнее оставить напоследок, ведь для него требуется подготовка. Но птицу Сорен может найти хоть сейчас.
– Мы даже не уверены, что оптериксы существуют, – с сомнением протягивает парень. – У вас двоих был уговор – доспехи в обмен на обучение плаванию. Мне же предложить нечего.
Вначале я собираюсь прервать Сорена и заверить, что готова отправиться с ним в горы просто так. Однако меня останавливает внезапная мысль: всего несколько недель назад я бы и не подумала предложить свою помощь. У меня есть свой собственный маттугр. Так с какой стати рисковать бессмертной душой, если я не получу ничего взамен?
Потому что он мне нравится.
Кровь приливает к щекам помимо воли.
И немедленно накатывает приступ страха. Привязанность к Торрину привела меня в Лихоземье. Я не могу повторить свою ошибку. Мне нельзя испытывать симпатию к Сорену.
Однако это именно так.
Раньше я не осознавала своих чувств, но теперь они кристально ясны.
Я сосредоточиваю все внимание на ровном дыхании и стараюсь разложить мысли по полочкам.
Мне не
