Ример понял, что Хирка ничего не скрыла от Эйрика, пока сам он сражался со Шлокной. Она рассказала всё, что могла. Вероятно, вороны от Рамойи прилетали в Равнхов каждый день с той ночи в Эйсвальдре. А Хирка рассказала им о Всевидящем? Знала ли Рамойя? А наставники воронов? Как можно поведать о таком в маленьком свитке? Что башня пуста. Что нет никакого спасения. Что они одиноки.
Все одиноки.
Они дошли до места, которое располагалось в тени двух покрытых снегом горных вершин. Казалось, они входят в зиму. Перед ними возвышалась стена изо льда.
– Всё в порядке? – Эйрик задал свой вопрос, не поворачиваясь и не останавливаясь. Ример мог бы назвать множество вещей, которые были не в порядке, поэтому трудно было понять, что имел в виду Эйрик.
– С чем?
– Тебе бок пропороли пару дней назад.
– Всё лучше, чем должно быть. Спасибо.
Эйрик тихо посмеялся.
– Я думал, что у девчонки с головой не всё в порядке, когда она явилась сюда в первый раз. Мешок набит какими-то бабскими штучками, местешипом и бог знает чем ещё. Я бы ни грамма этого безобразия на себя не намазал, даже если бы был в двух шагах от Шлокны. Но ты-то жив, да. И я. Это говорит в её пользу, как мне думается. Ты сутками лежал без сознания, так что, если бы всё шло как обычно, ты бы ещё не мог стоять на ногах. Говорят, это Поток держит тебя. Самые нервные из парней говорят: это потому, что Колкагги не могут умереть. Их благословил Всевидящий. Теперь им, видимо, придётся искать другую причину.
Они знают. Равнхов знает.
Голос Эйрика не изменился. Он говорил о несуществующем Всевидящем, словно о погоде.
– Вы не собираетесь ответить? – спросил Ример.
– На что?
– На всё! Эйсвальдр тысячелетиями был несправедлив к вам! На вас давили, вас притесняли. Вам врали! После войны из северных земель выкачали все кроны, у вас отбирали королевства. На вас повесили долг Маннфалле. Вам приходилось преклоняться перед нашими великими именами. Перед моими предками! А теперь они собирают войска под предлогом того, что вы укрываете предателей. Предавших Всевидящего, которого не существует! Почему ты не отвечаешь, Эйрик! Ты мог забрать мою жизнь!
Эйрик остановился и вновь повернулся:
– Сделано много ошибок. Утрачены жизни. Имлинги страдали ни за что и многого лишились из-за этих ошибок.
Ример кивнул. Он чувствовал, как напряглись челюсти. Ради этого он и пришёл. Он должен заплатить цену. Эйрик подошёл ближе и заполнил собой всё поле зрения.
– Большинство из этих ошибок было совершено ещё до твоего рождения, мальчик.
Ример заморгал, как будто только что очнулся ото сна, и посмотрел на хёвдинга. У него закружилась голова. Он должен ответить, но что он может сказать? Ример вырос в Эйсвальдре. Он был частью проблемы. Он не ссорился, а просто ушёл от них – сбежал к Колкаггам, и всё стало ещё хуже, потому что он превратился в оружие системы, которую презирал. Ример совершил ошибку. Много ошибок.
Но Эйрик продолжал говорить, как будто ничто из этого не имело значения.
– Одна знакомая мудрая женщина сказала как-то, что опасно собирать чужие ошибки. Очень скоро их становится слишком много. А хуже всего, если ты начнёшь относиться к ним, как к своим собственным.
– Ты сам совершаешь ошибку, если думаешь, что моя единственная вина в том, что я родился в Эйсвальдре.
– Пошли, – ответил Эйрик.
Он направлялся к ледяной стене между горными вершинами. Она была высотой в несколько имлингских ростов и сияла сине-белым над их головами. Эйрик свернул в трещину во льду, достаточно широкую, чтобы вместить его. Ример шёл следом. Казалось, они идут по дну моря. От ледника доносился приглушённый треск. Здесь всё зависит от настроения льда. Если он решит сдвинуться, их обоих сомнёт насмерть. Ример увидел своё волнистое отражение на поверхности. Оно было похоже на призрак. Трещина расширилась и превратилась в пещеру. На возвышении изо льда в глубине пещеры лежало какое-то существо. Оно спало. Или было мёртвым?
Ример подошёл ближе. Что-то не так – он чувствовал это низом живота. Нарастающее беспокойство. Он знал, на что смотрит. Он никогда их не видел и никогда не слышал ни о ком, кто видел их. Но он уверенно узнал того, на кого смотрел, как будто это обычная собака.
Перед ним был один из слепых.
Рука Римера непроизвольно рванулась к бедру, но он не мог выхватить меч, которого у него не было. Слепой не шевелился. Он – а сомнений в том, что это был мужчина, не было никаких – лежал на спине, руки вдоль тела. Кожа – белая, как кость. На животе – лиловая рана. Казалось, все краски болезненно искажены светом, который отбрасывал ледник. Или нет?
Ример шёл к существу, словно пребывая в трансе. Строение его тела было таким же, как у Римера. Руки. Грудь. Те же мышцы выступали на тех же местах, что и у него, и, казалось, были созданы для той же работы. Он не знал почему, но он ожидал увидеть нечто совершенно иное. Но имелись небольшие отличия, от которых кровь стыла у Римера в венах.
Пальцы существа заканчивались когтями, но они не были похожи на когти какого-либо из известных ему зверей. Они не росли из тела. Они были частью пальцев, как будто кто-то заточил их ножом, задубил кожу, которая сужалась ближе к концу пальца и превращалась в острый шип.
Голова была чуточку у́же, чем следовало. Чёрные растрёпанные волосы лежали на льду под его головой. Голова склонилась набок. Лицо исказилось в гримасе, возможно, он кричал. Глаза закрыты. Рот полуоткрыт. Синий язык свернулся в трубочку за двумя острыми клыками. Оснащён как хищник.
У Римера появилось ощущение, что он стоит на краю пропасти. Он смотрел на то, что не предназначалось для его глаз. На то, что не принадлежит этому миру. Он подошёл почти вплотную к телу и приподнял веко большим пальцем.
Белизна.
Только белизна. Никакой радужной оболочки, никаких зрачков. Даже нет вертикальной прорези, как у кошек. Он не знал почему, но это он тоже ожидал увидеть. Значит, слепые действительно слепы. Во всяком случае, хоть какие-то из слышанных им рассказов были правдой. Но облегчения она не принесла. Ример отнял руку от существа. Холод остался в большом пальце. Другой холод, отличный от того, что замораживал его дыхание. Он повернулся к Эйрику.
Эйрик стоял, сложив на груди руки, и ждал. Ждал, пока Ример переварит увиденное.
– Я… я не знал… Я не верил…
Он чувствовал, что его слова честны. В глубине души он никогда не верил. Слепые вернулись. Он слышал об этом. Совет открыто обсуждал это, но в такое невозможно поверить, пока не увидишь собственными глазами. А что он думал? На
