– И ты мне ни словечка не сказала? – сердится Лайя.
– Времени не было, – пожимаю плечами я, усердно мешая в миске тесто.
В голове проносится вихрь мыслей. «Я боюсь, Лайя, – хочется сказать сестре. – Боюсь того, что происходит с моим телом. Никто ничегошеньки не объясняет, а ведь я превращаюсь в медведицу, в страшного зверя, вовсе не в прекрасного лебедя, как ты. Боюсь, дикий зверь возьмёт верх над человеком и я стану опасной…» Очень хочется поделиться с Лайей своими страхами, однако слова застревают в глотке. Между нами повисает тяжёлая тишина.
– Думаю, прогулка не повредит нам обеим, – произносит сестра, нарушая молчание, и в её глазах мелькает озорная искорка. – Впрочем, если ты боишься…
– И ничего подобного! Я вполне могу за себя постоять!
– Думаешь, я не могу? – вопит Лайя.
Бросаю на неё скептический взгляд.
– Ну да, конечно, – тянет сестра. – Наша умница-разумница Либа. Она не танцует с парнями на свадьбах, не разговаривает с чужаками…
– Цыть! Нет, погоди-ка. С какими это чужаками ты разговаривала?
– Не валяй дурака, Либа, – Лайя качает головой.
– Ладно, не буду, – вздыхаю. – Посмотрим, сколько коврижек у меня получится.
На следующее утро мы, подхватив корзинки, отправляемся в город.
– Либа, тебе никогда не хотелось узнать, как живут люди в других местах? – спрашивает Лайя.
– Конечно, хотелось. Всем хочется.
– А тебе хотелось бы пожить где-нибудь ещё?
– Ты о Купели? – уточняю я после некоторого молчания.
– Нет. Где-нибудь далеко-далеко отсюда.
– Например, в Эрец-Исраэли?
– Не знаю. Там или в какой-то другой стране.
– Вот, скажем, семья Довида отправила его старшего брата Аврома в Америку.
– Правда?
– Он там осмотрится, и если дела пойдут, они все переедут к нему.
– А ты, Либа, хотела бы в Америку?
– Сама не знаю. Мне нравится читать о далёких странах, но жить на чужбине?.. Пожалуй, нет. Если хорошенько подумать, я предпочту остаться здесь. Даже в Купель, наверное, не хочу.
– Не хочешь? А замужество? Ты же давно говорила, что ждёшь, когда тато подыщет тебе хорошего мужа среди тамошних хасидов. Такого же учёного, как ты.
– Не уверена, что всё ещё этого хочу. В смысле – выходить замуж за человека, которого ни разу не видела. Чем плоха здешняя жизнь? Евреи и гои живут дружно: выращивают и сушат фрукты, бок о бок работают на табачной мануфактуре. У нас есть всё, что нужно.
– Ага, кроме подходящих женихов, – фыркает Лайя. – И евреев, которые не плюются при виде нас из-за того, что мы – не такие, как они.
– Ты преувеличиваешь. Глазеры не плюются. Да и люди из тятиного штетла тоже. Они нас просто не понимают. Такова уж людская натура: отвергать всё непривычное.
– Я в это не верю. Мне кажется, что все люди одинаковы. Еврей, нееврей, какая разница? Все мы люди, всех нас создал Бог.
– Да, но мы – народ Израиля, Ам Исраэль. Мы – избранные.
– И ты в это веришь? Если мы такие особенные, такие избранные, почему на нас валится столько бед?
– Потому, что Бог испытывает тех, кого любит.
Произношу привычные слова, но сейчас они звучат не столь убедительно. Бог меня испытывает? Ну почему, почему я вдруг начала ставить под сомнение всю свою веру? Почему я не такая, как прочие девушки нашего городка?
– По-моему, Либа, это нелепо. Разве Бог не должен защищать и беречь тех, кого любит?
– Повторяю, мы – ам сегула, избранные. Так тятя говорит. Какой другой народ смог бы прожить столько веков в разных странах, не утратив силу духа и оставшись единым?
– Народ, который нас осуждает и перешёптывается за нашими спинами.
– Неправда, Лайя. Далеко не все они – балаболки-йентас. Как бы там ни было, все встали бы на нашу защиту даже ценой своей жизни, и тебе это прекрасно известно.
– Ну, не знаю, – сестра упрямо дёргает плечиком.
– Может быть, в другой еврейской общине у тебя будет всё иначе, – предполагаю я.
– А у тебя?
– Мне и здесь хорошо.
– Может быть, всё будет иначе в нееврейской общине… – медленно произносит Лайя.
– Хас ве-шалом, Лайя, не приведи Господь!
– Ой, прекрати! Неужто веришь, что Он сейчас нас слышит?
– Конечно, слышит. Хашем – вездесущ.
– Очень сомневаюсь. Иногда мне кажется, что его вообще не существует.
– Лайюшка, знаю, тебе нелегко, но мы всё преодолеем, вот увидишь. Тятя и матушка скоро вернутся. Давай лучше подумаем, где будем справлять шаббес, у Глазеров или ещё где. Надо посоветоваться с соседями. Думаю, всё, что тебе нужно, это вкусно поесть и послушать субботние змирос. Гимны обязательно поднимут тебе настроение.
Лайя качает головой, точно говорит: и вовсе не этого мне нужно.
20
Лайя
От корзин уже ноют руки,зато в животах у нас пусто.Серебрятся инеем веткив лучах морозного утра.Вот и Глазеров дом добротный,но никто нам не отвечает.«Возможно, они на базаре», —предполагает Либа.Что поделать? Идём на площадь,мимо замерзшей колонки,в надежде их где-нибудь встретить.Обходим площадь по кругу,узнаём о Хинде и Зуши:у мясника Майзельса,у людей рядом с кузней Мотке,в бакалейной Нисселя,даже в аптеке Краковера.Нигде никто их не видел.Элька Зельфер сказала:вчера в город пришёл коробейник.Болтал, в последнее времябез следа пропадают люди,и в окрестностях неспокойно.«Вот и родители вашитоже куда-то делись.А ещё, по словам того парня,в лесу объявились медведи».Либа дрожит, бледнеет.Увожу её от греха я.Мне самой-то не по себе.Ривка долдонит всё то же,а Юдель говорит, что Зушиутром не было в синагоге.Должен был он забрать у Хешкесвой заказ – дубовые бочки.И все хором – про человека,вчера пришедшего в городс чёрной вестью – в лесу неспокойно!Хорошо бы спросить у Пинхаса,что кахал обо всём этом думает.Но как к нему я подамся,на кого оставлю сестрицу?Сама не своя она нынче,чем-то ужасно подавлена,взглянешь – и плакать хочется.Господи, как же мне быть-то?Что, если злые медведии правда уже где-то рядом?Предлагаю Либе: «Давай-капродадим пока, что хотели,а там посмотрим, как дальше».И вновь обходим мы площадь,во всё горло крича: «Мёд! Творог!Налетай, хватай, покупайсладкий леках да с пылу с жару!»Всё напрасно, никто не подходит,никому не нужен наш леках.Вместо этого взгляды косыеи вопросы со всех сторон.Тут как тут Блюма Кинер кружит:«Где ваш тятя? И почему онне является на работу?Что, опять по чащобам бродити бубнит день-деньской молитвы?»Молча я головой качаю.«Где ж тогда он? Впрочем, неважно.Неохота ему, тем лучше —нам достанется больше заказов».Так и зыркает в наши корзины.Тащу Либу я прочь от свары.На лоток вдруг натыкаюсь.Боже мой, какие фрукты!«Выбирайте, люди добры!» —Узнаю торговца голоси стою как столп соляный.«Нет, пойдём, не нужно, Лайя,это нам не по-карману», —шепчет мне сердито Либа.«Лишь одним глазочком гляну.Ах, ну что за абрикосы,и инжир, и виноград!»Не пускает меня Либа.Мы, наверно, с ней чужие:слышим, да понять не можем,что друг другу говорим.«Может, сходишь повидатьсяс Майзельсами?» – предлагаю.Довид ей по нраву, пусть ужпро медведей поболтают,я же фруктами займусь.Либа медлит, но кивает:«Разве на часок, не больше.Главное, не приближайсяк этим торгашам и фруктам».Зябко потирает руки,будто холодно
