Моя стая?
– Нет здесь никого, кроме меня, – говорю ему, решив не упоминать о Рувиме и Альтере. – Наверное, не стоило вообще вас звать, – продолжаю с негодованием. – Я-то думала, вы нас выручите. Моя матушка – из вашей семьи, значит, во мне тоже течёт лебединая кровь. Лебеди выбирают себе пару на всю жизнь, так она говорила. Алексей был её суженым. Я полагала, это что-нибудь да значит. Видимо – ошиблась. Ладно, забудьте, – отворачиваюсь, делая вид, что собираюсь спуститься с крыши.
– Да, это многое значит, – произносит Дмитрий. – Вернее – очень многое, – поправляется он, помолчав. – Расскажи, что у вас стряслось.
– С моей сестрой неладно. – Я пожимаю плечами. – Она словно обезумела. Повстречалась с неким Фёдором, он с братьями у нас на базаре торгует, отведала их фруктов и с тех пор сама не своя. Теперь они с Фёдором помолвлены. Однако он держит её взаперти, в лесной избушке. Я пообещала матушке, что если с Лайей случится беда, я позову лебедей. И вот беда пришла. Такая, что я на всё согласна, лишь бы уберечь Лайю от страшной судьбы. Из двух зол уж лучше лебеди.
– Как-то это не вдохновляет.
– Я не хотела никого обидеть, – тру ладонью лоб. – Но и вы поймите меня. Отец ни за что не одобрит выбор Лайи, будь то Фёдор или… лебедь. Ей всего пятнадцать. Я хочу, чтобы она поняла: на Ховлине свет клином не сошёлся. Вот я и подумала, что если она повстречает одного из вас… Мама говорит, лебеди связывают себя узами брака на всю жизнь. Скажите, нет ли у Лайи суженого-лебедя? Может, ей с ним встретиться? Конечно, всё вилами на воде писано, но мало ли. Главное, чтобы она увидела иной путь.
Лебедь молчит.
– Не хотите помогать, не надо. Улетайте туда, откуда прилетели, сама справлюсь. Впрочем, скорее всего, уже слишком поздно.
Спускаюсь с крыши. На сей раз не понарошку, а всерьёз.
– Погоди! – говорит Дмитрий.
– К чему? – обречённо вздыхаю.
Все мои идеи оборачиваются пшиком. И эта оказалась такой же. С чего я вообще вообразила, что лебеди мне помогут? Как бы Лайя не возненавидела меня ещё больше за попытки её спасти. Хотя куда уж больше? Куда ни кинь, всюду клин.
– Твоя сестра обручена? – спрашивает он.
– Не знаю. Так у неё действительно есть лебедь-суженый?
– Я не об этом. Она с ним переспала? Так, кажется, говорите вы, люди? Она переспала с Фёдором?
– Не знаю. Надеюсь, нет. Правда, Лайя сейчас живёт с ним, поэтому нечто подобное могло произойти. – Я судорожно сглатываю. – Хочется верить, что он дотерпит до свадьбы. Просто помогите забрать её оттуда, это всё, о чём я прошу. Я не жду чуда, мне нужна моя сестра.
– Я должен посоветоваться со стаей. Потом я вернусь. Возьми. – Он выдёргивает из плаща перо. – Это мой зарок тебе.
Новый порыв ветра взметывает вихрь белых перьев, и с крыши взлетает лебедь.
Смотрю ему вслед, качая головой.
Теперь остаётся лишь ждать.
76
Лайя
Я ощущаюбожественную сладость на губах.«Ты, Фёдор?»Приоткрываю рот,целую, но вместо нежных губменя ждёт мякотьперсика.Кусаю.Чудный вкус!И ароматный соктечёт по подбородку.Блаженно жмурюсь.«Как восхитительно…»Внезапно,мир начинаетволчком вокруг вертеться.Он на руках менявыносит из избушки.Как же я устала!Хочу открыть глаза,но нету сил.Почему-то персикстал горьким, как полынь,а руки Фёдора – не толще ветоки пахнут уксусом.Приподнимаю веки,но что-то взор мне застит,ничего не вижу.Меня тошнит. Похоже,тот персик был гнилым.Мы вроде бы спускаемся.И лестница винтомведет всё вниз, и вниз,кругами вниз и вниз…Пришли, похоже. Тело, как чужое,висит безвольно на его руках,не слушается. Тато, мамо! Либа!На помощь! Помогите! Что со мною?Дверь отворив пинком,он осторожнокладёт меня на ложе.Приоткрыв глаза,пропавшего Зуши я рядом вижу.Откуда здесь он взялся?Оглянувшись,я замечаю Хинду. Оба спят.Но как они бледны!Вдруг чьи-то рукибезжалостномне открывают рот.Всё тот же персик.Проглотить пытаюсь,но сок жжёт губы,кажется, совсемон сгнил.И всё жея продолжаю есть,как будто этимхочу себя уверить,что способнапочувствоватьхоть что-то,что-то,что…Я прихожу в себя.Зачем здесь Зуши с Хиндой?Передо мной – Мирон,не Фёдор вовсе!Связав мне ноги, онхватает за запястья.Жалко отбиваюсь,кричу, но голос тих и тонок.Все персикипо полураскатились.Мирон прокусываетвены на запястьях.Струйки крови,как алое вино,бегут по коже.«Вот всё, на что жиды годятся.Кровь ваша слаще мёда.Зато прогнили души.Я не позволю Фёдорутебя короновать».От боли корчусь,задыхаюсь. Он жеприникает к моимлодыжкам, кусаети сосёт,сосёт,сосёт из вены кровь.Я в ужасе пытаюсьчто-то сделать,но мой язык немеет,а мысли путаны,бессвязны и пусты.Взгляд мечется.Мирон мне говорит:«Когда девчонка тана льду разбилась,Богдан не знал,что делать. Испугался,что люди станутво всём винить его.Я дал ему совет.Свали, мол, на жидов,они как раз под боком.Но в наши планы встрялвдруг Михаил, поганец мелкий.Повсюду он совалсвой длинный нос.Да, кровь есть кровь,однако кровь жидовнедорогого стоит».Я ужене ощущаю ног.И пусть.Так даже лучше,ведь я не чувствую и боли больше.Мне страшно, я замёрзлаи одинока.Ошиблась раз – и за ошибкуя жизнью поплачусь.И Либу не спасла,и сгинула сама.Сердцепо венам гонит яд.Не кровь, вино течёт по венам,а сами вены – те лозою сталивиноградной. Что же…Сюда явилась я по доброй волеи знала, что назад пути не будет.Сестра была права, а я, как дура,надеялась, что это всё поклёпи что Богдан убили Женечку, и Михаила.Я заблуждалась, сбилась яс пути.В руках Мирона возник венец терновыйо шести шипах.Как же венец этот похож на тот венок,что на поляне мне сплёл он.Шипы вонзились в шею,оставляя шесть ран кровавых.Вот и всё.Я умираю.А за мною следомпогибнет весьнаш штетл.Прощайте,мама с тятей.К губам моимприникли чужие губыНа вкус они как пепел,как прель, как пыль. Пытаюсьувернуться, сплюнуть…Куда там!Мирон сильнее.«Мой брат хотелвсех нас перехитрить.Вообразил, что ты – иная.Я ж докажу:евреи истекают кровью,точь-в-точь как прочие.А корни сохнут, Лайя.Их следует полить,но не водою. На твоейкрови поспеют фруктыалые, а мы накормим имипростушек деревенских.И вскоре запылаютвсе ваши штетлы, их пожрётогонь вражды и злобы.Мы ж уйдём.Ну, а леса возьмут своё.Земля легко поглотит вас,людишки.Вы захлебнётесь ненавистьюваших сердец и душ, глупцы!»Я испускаю визг.Пронзительный,истошный,он длится до тех пор,пока весь мирне накрывает мгла.Я слышу эхо. Ононапоминаетдалёкий,чистый,лебединыйзов.Нет. Это звонразбившегосясердца.Я предана.Меня он предал,предал.77
Либа
Вновь хожу взад-вперёд по комнате. Я не могу рассказать Довиду о лебеде. Ещё неизвестно, кстати, когда прилетит Дмитрий, а время уходит.
– Довид, надо бы ещё раз наведаться в избушку Ховлинов. Сходишь со мной? Ну, пожалуйста! Помоги мне забрать сестру. Они держат Лайю против её воли.
– Либа, нет там никаких избушек.
– Как это – «нет»?
– Я ничего не видел.
– Разумеется. Место-то заколдовано!
Он сокрушённо качает головой.
– Довид, я не сумасшедшая! – захожусь криком. – Лайя сидит под замком, и она явно не в себе. Нельзя больше ждать, дорога каждая минута!
– Успокойся, Либа, прошу тебя. Ты, похоже, тоже не в себе. Давай рассуждать здраво. Ты уже к ней ходила? Ходила. И она тебя прогнала. Лайя сделала свой выбор. – Он крепко берёт меня за плечи и, сколько я ни отворачиваюсь, заглядывает в глаза. –
