Привычный гвалт сразу же поглощает меня, и я сосредоточиваюсь на этих звуках, не позволяя себя уходить в мысли. Если меня затопит волной воспоминаний, выбраться оттуда будет трудно. Но еще труднее перестать вспоминать, как в одну из ночей мне позвонил Трой, тихо плача в трубку. Тогда я испугался не на шутку, и пока парень пытался успокоиться, уже собирал вещи и открывал лэптоп, чтобы купить билет до Сиднея, а оттуда отправиться в Перт. Как оказалось, вылетать не обязательно (хотя Трой в ту ночь намекнул, что был бы рад видеть меня в родном городе, познакомил бы с братьями и сестрой). Причиной такой громогласной истерики со слезами и полной апатией оказалась обычная книга. Точнее для Сивана она была не совсем таковой. Парень словом обмолвился, что ему знакомо отчаянье перед неизлечимой болезнью. Я, испугавшись, но не подав виду, тут же достал ненавистную папку и пробежался глазами по биографии Троя, но, не найдя там в графе болезнь ничего, кроме того, что парень не может набрать мышечную массу, немного успокоился.
Название книги я даже записал. «Виноваты звезды» Джона Грина. И пусть читать мне ее теперь не обязательно, потому что весь сюжет мне рассказал Трой, сопровождая свой рассказ то смехом, то всхлипами, от которых у меня сжималось сердце, я все же пошел на следующий день в книжный и купил эту книгу.
Спустя минут семь, как мы зашли в кофейню, на сцене раздается шипение аппаратуры, а потом постукивание по микрофону. Я отрываю взгляд от улицы и смотрю на сцену. Трой стоит там, в моей толстовке, и мне кажется, что я буквально вижу свечение вокруг него. И кажется, что дождь на улице стал идти тише. Парень начинает петь, смотря сначала в пол, но с каждой строчкой движения становятся более раскованными, а взгляд голубых глаз начинает блуждать по толпе. И сталкивается с моим.
— My youth, my youth is yours
Trippin’ on skies, sippin’ waterfalls.
Я улыбаюсь, потому что Трой тянет руку вперед, в мою сторону, второй держит микрофон, и я чувствую сквозь каждую ноту, как хорошо ему на сцене. И клянусь себе, что, как только закончится морока с папкой, шантажом, с невообразимым риском быть вместе, я помогу парню пробиться на большую сцену. Он соберет свой зал полный фанатов, он споет, и я буду наблюдать, как он сияет изнутри, полностью погружаясь в любимое дело.
Я не знаю ни одной молитвы, да и в Бога не верю в принципе. Но если он спасет Троя, если он даст ему жить дальше, не помня обо мне, не терзая себе душу…
Я буду счастлив. Пусть уже и не здесь.
***
Мы едем ко мне домой, завезя сначала сумки к Трою. Парень заодно переоделся в черную толстовку с белыми полосами по бокам, отдавая мою. Я надеваю на себя вещь, пахнущую теперь иначе, чуть слаще, и стараюсь не щуриться от удовольствия. Запах моего одеколона в разы резче, чем у Сивана, тем более он смешан с запахом сигарет. Кстати, о сигаретах. Не вовремя вспоминаю, что давно не курил и, кажется даже, что на легкие начинает давить из-за отсутствия никотина. Выкручиваю руль одной рукой, поворачивая налево, а правой пытаюсь найти сигареты в кармане джинс.
— Это ищешь? — Трой, смеясь, достает из бардачка (сам не знаю, как там оказалась пачка) Camel и, достав сигарету и зажигалку, закуривает сам и отдает мне. Даже не кашляет от дыма, хотя затягивается глубоко, так, что огонек стремительно бежит вверх. Я чуть не въезжаю в затормозившую перед светофором машину, настолько я шокирован.
— Ты сдурел? — выдаю я, даже не успев вдохнуть дым.
— Я не понимаю, — качает головой парень так, что кучеряшки взметаются и закрывают глаза. Он смахивает их легким движением руки, — какое удовольствие можно получить от курения. Переходи на электронные сигареты, безопасней хотя бы.
Я хмыкаю и, затянувшись, выдыхаю дым в приоткрытое окно. Если бы я только мог сказать, что мне нет смысла прекращать губить себя, что нет смысла спасать свой организм, когда одной ногой уже в могиле. Но я лишь смеюсь:
— Ладно, завтра куплю электронную.
И получаю в ответ удовлетворенную улыбку. Трой опять отворачивается к окну и всю оставшуюся дорогу молчит, лишь как-то загадочно улыбаясь чему-то своему.
Ryan Otter — Love Theme
За двадцать два года жизни я совершал много ошибок, и это была одна из самых ужасных. По квартире у меня всегда лежит в среднем два пистолета, обычно запрятанных куда-то подальше от посторонних глаз. Но то ли потому, что Трой не был для меня просто посторонним человеком, то ли потому, что я слишком был растерян после убийство Стеффана, одно из оружий — револьвер — остался лежать на тумбочке у входной двери. Увидев его, Сиван сначала замер, а потом дрожащей рукой, совсем неуверенно, будто оружие сейчас само выстрелит, взял его в руки.
— Это с работы, — лепечу я. — У нас там есть тир, я часто туда хожу.
Неловко чешу макушку, надеясь, что эта наполовину ложь, наполовину правда звучит сносно. Я не ожидаю, что в ответ Трой мне скажет:
— Я тоже хочу научиться стрелять.
И мне приходится, переодевшись в более удобные для стрельбы вещи (если обычный черный джемпер, стретчевые штаны и берцы можно назвать удобными) везти парня в офис AM. Стоит полагать, что, только зайдя в здание, я получаю гневную смс от Батлера, который позже будет рвать и метать, что я привел в здание постороннего.
Но Трой для меня не просто знакомый. Он почти родной.
Почти л…
Мы стоим в тире, и я вижу столько решимости в сапфировых глазах, что невольно вспоминаю себя. В отличие от Сивана, я стрелять боялся, от оружия шарахался как от прокаженного, а выстрелить в мишень для меня в армии сначала было непосильным делом. Потом втянулся, привык, и порой даже до мурашек, бегущих от спины к затылку, представлял, что на месте мишени живой человек.
Трой становится, и я надеваю ему на голову наушники, чтобы парня не оглушило звуками выстрелов. Пистолеты, которые выдают оружейники на учения, стреляют шумно, но почти без отдачи.
— Стань вот так, — я подхожу к Сивану ближе, своей ногой пододвигая его правую, ставя правильно. — Держи оружие двумя руками, чтобы не выронить.
Кладу свои ладони поверх сжатых на рукоятке пистолета его. Холодные. Как обычно. Холодные и гладкие, нежные, не для того, чтобы держать оружие. Он не должен стрелять. Он не должен знать, что такое
