– Мда. Я много чего повидала, но еще не видела, чтобы ночью лезли в полицейский участок, – раздался знакомый резкий голос над ухом. – Зачем вам туда? Думаете, прыгать с ребенком безопаснее, чем поймать его, стоя тут. Не так уж и высоко, право!
– Софья Львовна, как вы меня нашли? – Алевтина смущенно отряхнула цигейковую шубу о снег и заметила за спиной благодетельницы Трезора, отчаянно виляющего хвостом. Софья, однако, взяла все лавры себе:
– Матушка сказала, что ребенок ваш пропал. Логично было бы обратиться в полицию. Но на вашем месте я бы сейчас велела мальчику закрыть окно и подождать до завтра, пока заведение откроется.
– Ой… но они же меня хватятся… – сбивчиво пробормотала незадачливая маман.
– Вас, простите?! В чем же вы успели провиниться?
– Я… гналась, думала, что это Грегуар, а это был другой мальчик, и городовой сказал, что я детей ворую, а потом еще англичанин из лавки…
– Англичанин из лавки? Вы еду что ли хотели украсть?
Алевтина шмыгнула носом и выпалила скороговоркой:
– Я не воровка, я просто на украшения ходила смотреть, а потом на лавку напали ночью, и хозяин сказал полиции, что видел часто меня там.
Софья сердито посопела и сказала раздельно по складам:
– Какой вздор. У-ди-вительно. Ну так в чем же дело? Велите, наконец, сыну спрыгнуть, я сама его поймаю, если боитесь.
– Я там портмоне забыла, а в нем карточка вашей матушки, – девушка с трудом сдерживала слезы.
– Ну так пусть Гриша найдет его и скинет. Крикните ему, куда он ушел?
– Я в другой комнате забыла, а там… там не попасть сейчас…
Желябова оглядела Алевтинино лицо с большим интересом, хотя зачем, казалось, тем более, в темноте-то.
– У-ди-вительная сообразительность вкупе с невероятной предприимчивостью! Ну что ж, – она нагнулась и начала складывать поленья, – придется подсадить вас на это чертово окно. Хорошо, что в вас лишь кожа да кости.
– А… как же? – девушке хотелось спросить о Пьере, но она опасалась навлечь на себя еще больший гнев.
– Приду вызволять вас завтра, что ж с вами делать.
Желябова была довольно худощава, но на деле оказалась сильной. Встав на ее плечи, Алевтина смогла без особого труда залезть на подоконник.
В комнате она обнаружила, что Грегуар уже мирно посапывает на диване. Закрыла окно и уселась рядом с ним. Так, сидя, она и заснула. Разбудил ее голос сына:
– Ма-а-а-м, ты мне бочок совсем придавила…
Она вскочила, не успев проснуться, ойкнула от резкой боли в подвернутой ноге и снова упала на диван. В тот же момент в замке заворочался ключ.
– Как почивали, мамаша? Понравилось у нас? – околоточный, бодро постукивая сапогами, обошел комнату, задержал взгляд на подоконнике, хранящем следы неудавшегося побега – кусочки оконной замазки и лужицы от растаявшего снега, – но ничего не сказал и удалился в свой кабинет.
За стеной уже вовсю переговаривались – в участке начался рабочий день. Алевтину с Грегуаром не трогали, они тоскливо сидели на краешке дивана, посматривая на оставшийся кусочек сыра. Наконец заглянул писарь:
– Пожалте к начальнику.
Околоточный снова рисовал что-то, не глядя ни на кого. Потом вдруг сказал:
– Ну-с. Начнем. Откуда прибыли?
Слава Богу, вопрос был не каверзный.
– Мы из деревни Волковицы, Волховской державы.
– С какой целью?
Вот тут Алевтина задумалась. Сказать, что на заработки, – сразу спросят про трудовое разрешение. А она только недавно узнала о его существовании и в Английском клубе работала, получается, нелегально.
– Родственников искать.
– Каких родственников?
– Отца его, – она кивнула на Грегуара.
– Мужа вашего, стало быть?
Она покраснела и потупилась.
– Понятно. Запиши: без определенных занятий. Мистера Бриндли давно знаете?
– Кого?
– Хозяина ювелирной лавки, у которой вы прогуливались каждый божий день.
«Ну где же Софья? А если она вообще не придет?» – пронеслось в голове.
– Я не знаю его…
– Тогда объясните, зачем ходили к нему?
– Да не к нему я ходила, а просто колечки и сережки на витрине смотрела…
– Каждый день?
Бедная девушка изо всех сил обняла сына. Если посадят в тюрьму, она больше не увидит его.
Тут вошел еще один полицейский:
– Господин околоточный, к вам госпожа… виноват-с, забыл фамилие.
– Я занят.
– Оне, похоже, как раз про эту барышню.
«Слава Богу», – Алевтина вытянула шею, надеясь увидеть Желябову, но в кабинет входила совершенно незнакомая дама в дорогом шелковом платье и шляпке с вуалью.
– Доброго дня! О, вот она, моя несчастная кузина! – только оказавшись в дружеских объятьях, Алевтина смогла признать Софью. У той даже голос изменился, став неожиданно певучим:
– Господин околоточный, я уже весь Петербург обыскала! Моя дорогая кузина совсем недавно из деревни, еще не изучила город, заблудилась с малышом. Мы уж с маменькой извелись все, пока я догадалась в полицию пойти. Какое счастье, что они у вас, спасибо вам!
Околоточный отодвинул рисование на край стола:
– А вы сами-то кто будете, сударыня?
– Я – Софья Львовна Перовская.
– Начальник полиции даже привстал, изучая ее:
– Не губернатора ли дочь будете?
– Да, Лев Николаевич – мой батюшка.
– Не изволите ли кофею?
– Благодарствую. Нам бы с кузиной домой, малыш ее утомлен, разве вы не видите?
– Я не имею причин более вас задерживать.
* * *– А скоро мы придем, мама? Я кушать хочу…
Алевтина успокаивала сына как могла, однако самым коротким путем до квартиры в Кузнечном переулке было еще минут десять пешего хода. К тому же маленькие ножки не поспевали за стремительной походкой благодетельницы.
– Не хотите ли мне чего-либо рассказать? – Софья первая нарушила напряженное молчание, сохранявшееся между ними по выходе из полиции.
Ее протеже подняла глаза от мостовой, точно опомнившись:
– А Пьер в безопасности? Вы видели его, когда уходили?
– Да-а…. – протянула Желябова, в сердцах махнув рукой. – Все эти ваши нежные мечты. А осознаете ли вы груз ответственности? Помимо вашего ребенка, у нас с вами большое дело, вы, надеюсь, не забыли? – она окинула взглядом разбитые витрины кондитерской на углу Стремянной улицы и Поварского переулка. – И чем меньше помех мы встретим на пути, тем лучше.
Прекрасные французские сладости лежали, втоптанные в снег. Грегуар потянулся было к ним, но отдернул руку, видимо, вспомнил строгое воспитание Варвары Степановны. Софья пошевелила растоптанное пирожное носком башмака:
– Вот чего добиваются эти мародеры, как вы полагаете?
Алевтина рассеянно посмотрела ясным взглядом на благодетельницу, и та окончательно убедилась в бесполезности своих слов. Дальше они снова шли молча, незадачливая мать, прихрамывая, крепко сжимала ручку сына, но думала лишь о том, сможет ли застать Пьера.
Месье никуда не делся, он отдыхал все в той же комнатке, куда его спрятали от городового. Алевтина втолкнула туда ребенка и приготовилась наблюдать трогательную сцену воссоединения семьи.
– Mon papa… – нерешительно произнес Грегуар.
– О, mon fils… – отозвался Пьер без особого энтузиазма. «Маман» решила оставить их одних и поковыляла в соседнюю комнату. Там Софья, уже переодевшаяся в свое обычное суконное платье, сердито уничтожала остатки модной прически у себя
