– Эх, жаль! – вздохнул Андрей Иванович. – Как тебе наряды к лицу!
– Вздор, – отрезала Желябова, – пустое это.
Вечером супруги позвали Алевтину на важный разговор. Оказалось, что листовки больше раскладывать не надо, и Боже упаси ей теперь рассказывать о своей связи со славянофилами. Девушка про эту свою связь слышала впервые и не очень хорошо понимала, кто такие славянофилы, но решила помалкивать и лишь старательно кивала. Две другие новости порадовали ее значительно больше. Софья собиралась поискать Пьеру работу гувернера. А главное – сказала, что негоже родителям ребенка жить не в браке, и она будет договариваться об их венчании в самое ближайшее время.
Андрей Иванович при этом тихо пробурчал:
– Соня, ты, конечно, имеешь большое влияние на отца Трофима, только это уж, право, слишком. Француз ведь навряд ли никонианец, уж не говоря о нашей вере…
Девушка не слышала его, не хотела слышать. Невзирая на боль в подвернутой ноге, она вскочила и бросилась обнимать свою благодетельницу так горячо, будто получила сейчас Пьера от нее в подарок.
На следующий день Алевтина не могла сдерживаться и все время напевала от наполнявшей ее радости. Иногда мелодичное мурлыканье прерывались ойканьем – нога болела еще сильнее, лодыжка опухла и не влезала в башмак. Варвара Степановна заметила это, уложила бедолагу в постель и начала лечить мазями, а в Английский клуб послала служанку с запиской. Напрасно девушка делала вид, что уже все прошло, на улицу ее не выпустили, лишив возможности лицезреть любимого.
Месье же, как можно догадаться, не слишком горевал от разлуки. Он с удовольствием пробовал домашние наливочки, которые приносили Софье благодарные крестьяне из ближних сел. Они искали работы в Петербурге и охотно учились у нее грамоте – она брала дешевле всех. А так как супруги Желябовы не жаловали пьянство, бутылок в квартире на Кузнечном накопилась целая полка. И стояли они как раз в комнатке, где находился Пьер.
Андрей Иванович вошел туда за книжкой и невольно поморщился от сивушного запаха. Спросил медленно, чтобы было понятно иностранцу:
– Как ваш сын? Вы подружились?
– О, дьети, это цветы… – неопределенно ответил месье. Желябов, пожав плечами, пошел к жене:
– Соня, ты нашла нашему… гм, гостю работу?
– Не так-то это просто, – ответила она недовольным тоном, – сам бы попробовал.
– Я просто поинтересовался.
Жена помолчала, раздумывая, говорить или нет.
– Видишь ли, я очень надеялась на Лизоньку Разумовскую, они ведь мои родственники. Спросила у нее. И вообрази: оказывается, он как раз работал у них, и они же его и выгнали – он пытался соблазнить Мари.
– И ты хочешь связать Алю с таким человеком?
– Она уже и так связана с ним навеки. Теперь либо эта связь останется греховной, либо мы поможем заблудшим стать на путь истинный.
Андрей Иванович промолчал, а Софья озабоченно прибавила:
– Я хотела его пристроить во французскую пекарню, что здесь рядом, договорилась даже, да разгромили ее.
Через несколько дней Алевтина спешила на Кузнечный переулок – нога ведь уже почти не болела. Пьер встретил ее в прихожей, галантно помог снять шубейку.
– Как здоровье mon fils? Я скучаль. Очьень люблю тебя и mon fils!
– Аля, можно тебя на минутку? – высунулся из двери Андрей Иванович.
С нехорошим предчувствием она поплелась в комнату. Лодыжка почему-то опять заныла.
– Ну как бы это тебе сказать… – вполголоса начал Желябов. – Ты такая чистая, так веришь людям…
– Скажите, как есть, – прервала Алевтина.
– Не любит он тебя. Даже если ему венчаться с тобой позволят, в чем я сомневаюсь, это ничего не значит. Наше венчание даже нововерцы никонианские не признают, не то что латиняне.
– Что ты ей голову морочишь! – прошипела невесть откуда взявшаяся Софья. – Как не признать венчание во имя Христово!
– Я морочу? – горько возразил Желябов. – А кто грозил упрятать француза в тюрьму, если не согласится к алтарю идти? Я уж боюсь представить, чем ты уговорила отца Трофима. Алечка, не надо! – он попытался погладить девушку по плечу. Та с яростью отшвырнула его руку:
– Я не верю вам!!! – и, рыдая, выбежала из комнаты. Пьер начал утешать ее, нежно говоря по-французски, как когда-то, много лет назад, когда еще был жив батюшка. Она затихла, боясь спугнуть счастливый момент.
Венчание все-таки чудом разрешили, с условием, что француз отречется от латинской веры, и даже назначили срок – после Рождества. И работа Пьеру нашлась, причем без протекции Софьи, через газету. Он стал уходить рано, а возвращаться поздно, говоря, что теперь денег нужно вдвое больше, чем раньше, и Алевтина радовалась тому, какой он заботливый, думает об их будущем. Она тоже много работала, чтобы накопить на хорошие рождественские подарки ему, сыну и благодетелям.
Однажды утром переулок, ведущий к Английскому клубу, оказался оцеплен полицией. Алевтина обогнула квартал, намереваясь выйти к Синему мосту с другой стороны, но снова столкнулась с оцеплением.
– Пустите, мне на работу, заругают! – взмолилась она.
– Где работаете, барышня? – спросил усатый полицейский.
– В Английском клубе.
– Тогда не заругают. Идите домой, нету больше вашего клуба, разнесли в щепки.
Алевтина шла по городу, раздумывая, что делать. Жалованье ей заплатить не успели. И даже если она сейчас устроится куда-нибудь еще, к Рождеству деньги не успеют.
Недалеко от Подьяческих улиц сидели в конторе ростовщики. Ей было очень страшно, но желание купить подарки оказалось сильнее, и она зашла внутрь. Из-за конторки выглянул старик с синим носом и в круглых очках с золотой оправой.
– Мне надо пять рублей, – храбро сказала она.
– Под залог?
– Нет, просто так.
Старичок затрясся от смеха:
– Гы-гы-гы, ты откуда такая взялась? Просто так!
– А у меня паспорт есть, – гордо сказала Алевтина и положила на конторку документ, который как раз вчера получила с помощью Софьи. Ростовщик хмыкнул:
– Паспорт на рынке не продашь. – Тем не менее, внимательно изучил его, повертел в руках вкладыш, приписывающий Алевтину к дому Софьиной матушки, и поинтересовался:
– У Варвары Степановны проживать изволите?
Девушка кивнула. Старик выдвинул ящичек и достал оттуда купюру с орлом.
– Держи. Через три месяца принесешь пять с полтиной.
– Я… я принесу. Но вы же не скажете Варваре Степановне?
– Зачем же? Такая молодая красавица всегда сможет вернуть долг сама.
Похолодев, Алевтина долго стояла, не решаясь взять купюру, потом все же схватила ее, выскочила наружу… и сразу увидела среди прохожих любимое лицо, обрамленное черными кудрями.
Месье смотрел в другую сторону, не замечая свою невесту. Он был не один, а с барышней благородной внешности, шел, полуобняв ее, и шептал на ушко. Алевтина закричала что-то нечленораздельное, бросилась наперерез и швырнула ему в лицо скомканной купюрой. Дальнейшее она плохо помнила. Вроде бы побежала куда-то в переулок, потом вернулась и пыталась найти деньги, но на улице уже не было ни пяти рублей, ни Пьера.
В сумерках она добрела до квартиры на Кузнечном. Открыл Андрей Иванович, она уткнулась в его сюртук и горько заплакала, не в
