– Вздор! – отмахнулась Софья. – Выпейте лучше чаю, Семен. Ваши язычники не имеют никаких перспектив. И эта их, прости Господи, праправнучка святой Ольги, просто смешна.
– Как бы потом нам плакать не пришлось, – пробурчал Семен.
Прошло больше месяца. Однажды в субботу Варвара Степановна, поглаживая Котофея Патрикеича, как обычно читала «Ведомости». Вдруг она скомкала газету и отшвырнула ее с такой яростью, что кот прижал уши и скатился с дивана.
– Совсем разум потеряли! – горестно воскликнула Перовская. – Это что ж теперь, пол-Сибири англичанам отойдет?
Алевтина развернула смятые листы и прочитала: «Принят закон о совместной с английскими промышленниками разработке недр и окультуривании Зауральских земель».
– И это тоже царь разрешил? – поинтересовалась она.
– А куда ему деваться, власть-то вся у чиновников, – посетовала мать Софьи, – к тому же и сам он с их королевой Викторией в родстве. Эх, начнется теперь…
Следующие несколько дней Алевтина ходила настороженная, словно постоянно прислушиваясь к чему-то. Она чувствовала, что непоправимые перемены уже близки, ей было от этого неприятно и странно: как так? Жила себе в деревне, а теперь вот царя собралась убивать. Но при этом даже мысли у нее не возникало отказаться, а больше всего страшило, что жребий падет на кого-нибудь другогоили вообще все произойдет не в Петербурге.
Поэтому, увидев вдруг в своем трактире Таню, служанку Варвары Степановны, Алевтина разволновалась не на шутку. Та подошла с серьезным лицом и сказала вполголоса:
– Софья Львовна просили прийти на Кузнечный.
– Доработаю и приду…
– Нет, сейчас велели.
Сказавшись больной, Алевтина поспешила в знакомый дом у Владимирской церкви. Помимо Желябовых, у ярко горящего камина сидели двое незнакомых мужчин и одна женщина, брюнетка с выразительными черными глазами.
Увидев свою протеже, Софья небрежно кивнула и объявила:
– Есть известие от генерала Скобелева. Двадцать пятого февраля царь прибудет в Петербург на неофициальную встречу с родственниками королевы Виктории. А первого марта по старой традиции он проведет войсковой развод в Михайловском манеже. Оттуда поедет в карете до Зимнего, где будет английское чаепитие. Итак, друзья, честь вершить историю выпадает нам.
– Давайте, господа, уж к делу, – поторопил ее Андрей Иванович, который сегодня выглядел особенно мрачно, – кинем жребий и поймем, кому что предстоит делать.
Софья принесла ту самую шляпку с вуалью, в которой ходила в полицейский участок, положила в нее несколько свернутых бумажек. Извинилась:
– Кстати, не познакомила вас. Игнатий Гриневицкий, – кивнула она на молодого человека, благостно взирающего на всех. – А это – Николай Рысаков.
Лицо второго было напряженным, бегающий взгляд под низко посаженными бровям только усиливал гнетущее впечатление.
– И дамы, – продолжила Желябова, – Верочка Фигнер и наша новая помощница, Алевтина Задонская. Ну что же, тянем? Кто первый?
– Я! – крикнула Алевтина и, выхватив бумажку, торопливо ее развернула. – У меня «да» написано!
– Это безобразие! – возмутился Рысаков. – Молоко на губах не обсохло, и вперед всех…
– Постыдились бы Николай, – оборвала его Софья, – мои ученики так себя не ведут. Будете в наказание теперь тянуть последним. Пожалуйте сейчас вы, Игнатий Акимыч.
Гриневицкий со спокойной полуулыбкой запустил руку в шляпу и объявил:
– Тоже «да», – и улыбнулся Алевтине, – везунчики мы с вами, милая барышня.
– Отлично. Оба метальщика назначены. – Софья вытрясла содержимое шляпки в камин, бумажки весело вспыхнули. – Гриневицкий главный, Задонская – в запасных.
– Я протестую, – желчно сказал Рысаков. – Вы забыли про мой карточный долг? Может, вы его еще и заплатите?
– Вы что позволяете себе, сударь? – взорвался Желябов. – Да я вас сейчас с лестницы спущу!
Рысаков нехорошо усмехнулся:
– Давай. А я прямиком в полицию.
– Ну о чем речь, друзья, – вмешался Гриневицкий, – я могу уступить Николаю свою роль. Общее же дело делаем.
– Хорошо, – Софья что-то быстро писала в пухлой тетради, – теперь четко распределим обязанности. Верочка посторожит у манежа, а как только придет время, я пойду по Михайловской улице и махну платком. Тогда метальщики должны направиться на Екатерининский канал.
– Лучше я буду у манежа, – хмуро сказал Андрей Иванович.
– Андрюша, нет. Скобелев сказал, что на тебя уже обратили внимание. Так, а Задонская, как выйдет на набережную, не должна приближаться к Рысакову, но и глаз с него тоже не спускать, вам понятно, сударыня? Вы, Гриневицкий, тоже, будьте добры, останьтесь дома, незачем лишний раз на глазах показываться.
…Алевтину дважды проэкзаменовали и отпустили, пообещав выдать смертоносный груз первого марта в полдень. От волнения она долго не могла найти рукавицы в прихожей. Уже уходя, услышала голос Желябова:
– Но странно все же, что ты так быстро сожгла бумажки, уж не спрятать что хотела?
Первого марта Алевтина проснулась затемно, тщательно прибрала постель и умылась. Положила в кроватку Грегуару игрушечного медвежонка, которого сын давно просил купить. Оставила на столе у Варвары Степановны банку ее любимого вишневого варенья. Потом спустилась во двор, дала дворнику целых три рубля на косточки для Трезора. Вроде все. Вдруг вспомнила о долге ростовщику и побежала в лавку.
– Три месяца не прошли еще, – сказала она, выкладывая перед ним пять рублей и пятьдесят копеек мелочью, – но я уезжаю, поэтому раньше отдаю.
Старик сверкнул очками:
– А чего так мало? Восемь целковых с тебя.
– Как?.. – переспросила она, не веря услышанному.
– Процент поднялся по причине беспорядков. Я тебя предупреждал, что может случиться такое.
– Нет, – твердо сказала девушка, – не предупреждали.
– Да ты забыла просто, волновалась, видать, шибко.
Алевтина покивала, соглашаясь:
– Да, верно и впрямь забыла. Но я хорошо помню другое: ты умрешь скоро. А черви денег не едят!!!
Последние слова она выкрикнула и убежала, хлопнув дверью.
Алевтина стояла у ограды Екатерининского канала, как ей велели. Нужно было совершить важное дело… вот только какое именно – постоянно ускользало от ее понимания. Она крепко держала завернутую в тряпки бомбу. «Что если бросить ее в воду?» – пронеслось в голове. Вдалеке замаячила фигура Желябовой, единственная слабая привязка к реальности.
Когда царский экипаж повернул из-за угла, все произошло согласно схеме, тщательно продуманной заговорщиками. Взмах платка Софьи как будто разбудил Алевтину, и она двинулась по направлению к углу улицы. И тут дома содрогнулись от взрыва. Она увидела, как упал Гриневицкий, который почему-то тоже оказался здесь, а Рысаков, бросивший бомбу, помчался в сторону ближайшего двора.
Спустя мгновение Алевтина механически, согласно заученному плану пошла в сторону кареты, но ноги слушались плохо. Без эмоций она смотрела на покореженную карету, кровавые пятна на снегу, нескольких лежащих людей. Двое казаков помогали императору выбраться из кареты. Алевтина сжала в руках бомбу, готовясь бросить ее. Но вдруг увидела лицо Александра Второго, с ссадиной на лбу и кровоподтеком на щеке. «До чего на батюшку покойного похож», – подумала она и замерла, снова не понимая, где находится. И даже напряженная фигура Софьи вдалеке уже не побуждала к действию.
– Батюшка
