Не могу больше сдерживать слезы.
— Я люблю тебя, Люциус, — слова даются так легко, словно в мире нет ничего проще. — И ненавижу, боже, как же сильно я тебя ненавижу, но… наряду с ненавистью, я… я люблю тебя…
Мгновение — и он уже обнимает меня. Не знаю, кто из нас сделал первый шаг, но это уже не важно, потому что он прижимает меня к себе так крепко, что я не могу дышать. Мы как будто слились воедино, и нас уже невозможно разделить; он целует меня, собирая губами соленые слезы на моем лице, в то время как меня сотрясают рыдания, и больше всего на свете мне хочется умереть в его объятиях, ведь смерть куда лучше этой невыносимой агонии.
— Ты не можешь остаться с Уизли, — с отчаянием в голосе шепчет он.
— Если я все равно не смогу быть с тобой, то почему должна отвергать Рона? — беру его лицо в ладони. — Кроме того, если я не буду с ним, то возникнет вопрос, кто же отец ребенка. И когда до Волдеморта дойдут слухи, он убьет тебя. Да я лучше умру, чем позволю этому случиться.
Он порывисто вздыхает.
— Нет, — в голосе отчаяние. — Нет, нет…
Мы опускаемся на траву: ногам щекотно и прохладно, потому что платье задирается выше колен. Он смотрит на меня… нет, не смотрит. Впитывает. Поглощает взглядом…
Господи, может ли он все еще ненавидеть меня? Возможно, не так, как раньше, но… после всего, что я сделала, через что заставила его пройти?.. Может ли он ненавидеть меня за то, что причиняю ему такую боль, о существовании которой он и не подозревал?
Он целует меня, сминая губы, прокусывая их до крови, а я обнимаю его, прижимая сильнее, и в голове бьется мысль, что я никогда… никогда не отпущу его, и мне все равно, ненавидит он меня или нет. Он мой. И это наш последний раз…
Он проводит рукой вдоль моего тела, подхватывает подол, задирая его выше, почти до талии. Прикосновения его рук выжигают узоры на обнаженной коже, запускаю руки под его рубашку, изнывая от желания почувствовать тепло его тела, и…
— Люциус?
Мы оба замираем.
Бешеное дыхание чуть утихает, и мы смотрим друг другу в глаза.
Провожу ладонью по его щеке и зарываюсь пальцами в волосы.
— Ты любишь меня? — шепчу я.
Он молчит. Проходит несколько минут, он не произносит ни слова, но и этого достаточно.
Его молчание — ответ, который мне нужен.
На этот раз все происходит медленно. Осознание того, что все это в последний раз, затопило нас. Мы будто пытаемся плыть против течения, но бурлящий поток воды изо всех сил хочет нам помешать.
Он медленно чертит пальцами дорожку по внутренней стороне моего бедра — вверх, — и у меня мурашки бегут по телу, а внутри все сжимается в тугой узел. Его взгляд обжигает; он наблюдает за мной, пока его пальцы… двигаются мучительно медленно.
Кажется, теперь я понимаю, почему средневековые мученики по собственному желанию шли на костер, дабы их непорочные тела обратились в пепел.
Я хочу, чтобы он сжег меня заживо.
Другой рукой он начинает расстегивать ремень на своих брюках, и я слышу звяканье пряжки, когда ему это удается. Все это время он не спускает с меня глаз, словно я могу раствориться в воздухе, если он хоть на миг отвернется.
Хочу остаться с ним навсегда. Хочу плыть с ним по течению вечности, в забвении, и чтобы никого больше не существовало, кроме нас двоих. Отныне и навсегда. Аминь.
Знакомое тянущее ощущение внизу живота, когда он входит в меня. Обнимаю его крепче, разводя ноги шире, и он проникает еще глубже…
Хочется подняться высоко в небо и спустить Бога, в которого я больше не верю, на грешную землю, чтобы он собственными глазами увидел то, что я сделала. Чтобы он увидел, что стало с Люциусом Малфоем. «Смотри! — закричала бы я. — Смотри, что я сотворила!»
Одна его рука все еще находится между нашими телами — там, внизу, — и я задыхаюсь от ошеломляющих ощущений, которые дарят его прикосновения. Другой рукой он нежно проводит по моей шее, и я запрокидываю голову.
Я хочу вдохнуть его душу.
Я и не сознавала, что плачу, пока он не начал вытирать слезы с моего лица.
— Почему ты плачешь? — его движения замедляются.
Поднимаю на него взгляд, судорожно вздыхая.
— Почему? — настойчиво повторяет он.
— Не знаю, — открыто смотрю ему в глаза. — Просто… скоро все будет кончено… я больше никогда тебя не увижу.
Он резко выдыхает, и на миг мне кажется, что он не собирается отвечать.
— Не надо, — шепчет он. — Прошу… не плачь…
Люциус очерчивает пальцем контур моих губ и стонет, когда я неосознанно прикусываю его, впиваясь зубами все сильнее, тогда как движения его пальцев между моих ног ускоряется. Кровь кипит и бурлит, я будто взрываюсь, распадаюсь на атомы, перед глазами пляшут фейерверки. Спустя несколько минут Люциус громко стонет, выгибая спину, а затем…
Тишина.
Приподнимаюсь и нежно целую его в шею — туда, где бешено бьется пульс.
Он тоже приподнимается и ложится рядом. Молча поправляю платье, задравшееся почти до груди.
Наконец он нарушает тишину.
— Я хочу пойти с тобой, грязнокровка, — шепчет он.
Его слова — ядовитый мед. И я только что проглотила большущую порцию… ни с чем несравнимая сладость вкупе с неотвратимой смертью, что эта сладость сулит…
Рон. Я согласилась стать его женой.
Но Люциус…
Боже, больше всего на свете я хочу, чтобы он был со мной. Жизнь без него бессмысленна.
Переплетаю наши пальцы, глядя не на него, а на темный потолок, теряясь в этой черноте.
Я хочу знать. Мне это нужно. Очень.
— Ты любишь меня, Люциус?
Воцаряется тишина. Я не надеялась на мгновенный ответ, но это гнетущее молчание невыносимо затягивается, и мы оба даже перестаем дышать: ни единый звук, шорох, шелест не тревожит эту тишину.
Неужели мне действительно нужно знать ответ?
Разве я уже его не знаю?
Разве он уже не ответил мне на этот вопрос давным-давно? Я никогда не забуду эти слова…
Держись… почему ты так этого хочешь?.. ты знаешь, почему, грязнокровка.
Он все же отвечает едва слышным шепотом.
— Да.
Молнии не сверкают. Мир не рушится. Все по-прежнему, но у меня земля уходит из-под ног. Чувство, охватившее меня, в миллионы раз ярче и чище, чем радость от решенной, наконец, сложной задачки.
Я победила. После всего, через что я прошла, я все-таки победила.
Если бы я сейчас умерла, то ушла бы из мира счастливой, потому что ураган эмоций, что я испытываю, заставляет меня смеяться и плакать одновременно, и внутри меня все же сверкают молнии и рушится мир. Он меня любит…
Черная пелена. Так внезапно.
Ничто не предвещало… я падаю в эту черноту…
Твое молчание — золото, Гермиона.
Что, почему…
Картинки, мелькающие с космической скоростью. Как
