— Хорошо, тогда попробуем что-нибудь другое, — спустя мгновение отвечаю я.
— Что, например? — по его нахмуренному лицу понимаю, что он не верит мне ни на йоту.
— Не знаю! — огрызаюсь я. — Я сама разрешила тебе применить ко мне заклятие! Чего еще тебе надо? Гребаную инструкцию, как выжать из меня воспоминания?
Он стремительно подходит ко мне.
— Послушай, — почти спокойно начинает он, — я не могу это сделать.
— Нет, — качаю головой. — Ты не хочешь это делать. «Могу» и «хочу» — разные вещи.
* * *— Ты ничего не забыла?
— Что?
— Ты беременна. Неужели теперь ты готова подвергнуть риску жизнь ребенка?
— Ни в коем случае! Ведь есть же способ защитить его, правда?
— Есть одно зелье: оно защищает еще не рожденного ребенка, если ведьме предстоит битва. Думаю, оно нам подойдет, но на его приготовление уйдут часы.
— Тогда приступай немедленно. Я не для того прошла через ад, чтобы потерять его сейчас. Хотя тебе это было бы только на руку.
— Побойся Бога!
— Я не стану делать это без тебя. С другой стороны, мы можем просто дождаться конца недели и молиться, чтобы Эйвери так и остался в неведении и не доложил Волдеморту. Выбирай!
— Проклятье! Ты точно меня погубишь.
* * *Он так крепко сжимает мое запястье, что костяшки его пальцев белеют.
Наши взгляды встречаются.
Никогда еще я не видела в его глазах столько вины. Даже когда он убил моих родителей. Правда, тогда он еще не знал, что значит «эмоциональная связь».
— Прости, Люциус, — дрожащим голосом шепчу я.
— Боже, за что ты просишь прощения? — хмурится он.
— Прости, что заставляю тебя делать это. — Но в голове крутится другое: «Прости, что влюбила тебя в себя. Прости, что причиняю тебе такую боль».
Наверное, он был прав, когда сказал, что любовь не стоит той боли и несчастья, которые она причиняет. Клянусь Богом, иногда я готова на все, лишь бы не чувствовать к нему ничего.
— Мне тоже очень жаль, — он качает головой. И я не совсем уверена, имеет ли он в виду сейчас, или же подразумевает что-то другое. Но одно ясно как белый день: он верит в то, что говорит.
Он направляет палочку на мое предплечье — туда, где по голубым жилкам течет моя жизнь…
Невидимое лезвие рассекает кожу, отравляя рану мучительным ядом. Господи, помоги мне вспомнить. Ничего, кроме боли, и я с усилием напрягаю память, пытаясь вызвать образ Эйвери, но тут руку пронзает судорогой и…
Он отводит палочку, отпуская мою руку, не в силах более выдерживать мои крики.
Тяжело дышу, вытирая слезы.
Он не смотрит на меня, и не знаю, осмелится ли. Совсем как тогда, когда он впервые меня пытал: не может смотреть мне в глаза после всего.
— Посмотри на меня, — шепчу я.
Он втягивает носом воздух, глядя в сторону.
— Не стоит усугублять ситуацию.
— Когда-то тебе это нравилось, — не могу удержаться. Меня трясет так, что кажется, я вот-вот умру. — Помнится, ты даже злорадствовал, рассказывая мне, как однажды заставишь меня молить о смерти. И ты добился своего, не так ли? Вновь и вновь…
— Прекрати сейчас же! — у него сдают нервы.
Ни за что.
— Ты так гордился, так гордился собой и тем, что заставил меня ненавидеть тебя больше всего на свете, — безжалостно продолжаю я. — Помнишь? Помнишь, как перерезал мне вены тогда, в подземельях?
Задираю рукава платья, выставляя напоказ скрещенные шрамы.
— Смотри, — шепчу я. — Смотри, что ты когда-то сделал со мной. Кажется, тогда тебя это не слишком волновало.
Вот теперь он переводит на меня взгляд — вернее, не на меня, а на шрамы… шрамы, которые он и оставил.
И судя по его лицу, эти шрамы сейчас оставляют новые — в его душе.
— Ну ты и стерва, — яростно шипит он. — Нарочно заставляешь меня страдать, да? Не напоминай, как мне это нравилось. Я не вынесу…
— А вот я должна была выносить, раз за разом! — горячо возражаю я. — Что такое еще один раз по сравнению с тем, что ты со мной делал? Ты можешь спокойно жить, зная, сколько ужасов совершил, так почему не можешь смириться с тем, что учинил со мной? Уверена, ты делал вещи и похуже…
— Ради бога, — с отчаянием в голосе он обрывает мою тираду. — Я могу смириться со всем, что сотворил, но знаешь ли ты, как мне больно от мысли о том, сколько страданий я тебе причинил? Я не хочу делать тебе больно. Я люблю тебя.
Три слова… я до смерти желала услышать их. Свершилось. Я забываю, как дышать, но мне все равно. Меня уже уносит в темноту, я не могу вздохнуть, и тут перед глазами мелькает лицо Эйвери… ни намека на скуку, ни тени привычной повседневной маски — он улыбается, и весь его вид выражает дьявольскую радость.
Твое молчание — золото, Гермиона.
Прихожу в сознание, пошатываясь на месте.
В мгновение ока Люциус оказывается рядом, поддерживая меня.
— Что такое? — спрашивает он. — Что ты видела?
Задыхаюсь, жадно глотая воздух.
— Я что-то слышала… что-то короткое… — встряхиваю головой, будто избавляясь от попавшей в уши воды. — Давай еще раз.
— Скажи, что ты видела… — хмурится он.
— Нет! — горячо возражаю я. — Мы почти у цели, я уверена. У меня такое уже было, помнишь? Когда вы с Драко пытали меня. Я вспомню все, если ты надавишь чуть больше.
— Я не буду… — сквозь зубы цедит он.
От злости бью его кулаком в грудь.
— Как ты не понимаешь, еще чуть-чуть и я прорвусь! Не смей останавливаться на полпути! Сделай это! — еще один удар, на этот раз — сильнее прежнего. — Черт тебя подери, давай!
Черты его лица становятся жестче, он направляет на меня палочку.
— Круцио!
Меня едва не сшибает с ног обжигающей волной боли, я буквально чувствую, как невидимые нити разума вновь сплетаются в том месте, где еще недавно зияла черная дыра, и внезапно все встает на свои места.
Кроме того, беременность обычно является причиной частой смены настроения. Сейчас я хочу знать, чей это ребенок? Насколько я знаю, кандидатов не так уж и много. Так кому же оказана эта… честь? Не потрудишься ли назвать мне его имя?
…Твое молчание — дороже золота, Гермиона.
…Также меня часто посещала мысль, что Темный Лорд ошибся. Что у Люциуса Малфоя — гордого, безжалостного аристократа Люциуса Малфоя — могло быть общего с нескладной, неуклюжей, глупой грязнокровкой? Чего он мог хотеть от нее?
…Не проси о помощи, Гермиона. Никто — ни я, ни Бог, ни даже Люциус — теперь не спасет тебя.
…Обливиэйт!
Туманная дымка рассеивается, я постепенно прихожу в сознание и чувствую теплые объятия Люциуса, слышу, как сильно бьется его сердце.
— Люциус? — шепчу я.
Он напрягается и чуть отстраняется, с беспокойством разглядывая меня.
— Ты в порядке? — интересуется он.
Киваю, стараясь выглядеть как можно спокойнее, хотя на самом деле я очень далека от этого: кровь несется по венам
