— Но я не избавилась от ребенка, — шепчу я, уже не сдерживая слез. — Я была такой дурой. Почему я не избавилась от него?
Звук шагов. Поднимаю голову: Люциус мечется в клетке, подходит к решетке и хватается за прутья, глядя на меня.
— Они все равно узнали бы, — с горечью произносит он. — Это продолжалось слишком долго. Все уже догадывались, так что это был лишь вопрос времени…
Но его слова не способны утешить меня. А как иначе? Мы могли бы выжить, как-нибудь, если бы… если бы…
Если бы.
Папа часто повторял, что никогда нельзя говорить «если бы». Сослагательное наклонение — самая бесполезная вещь на свете.
Люциус выглядит таким покинутым, и я чувствую то же самое. Но он не плачет. Интересно, а он вообще знает, что это такое — плакать?
Полагаю, это так и останется для меня загадкой.
Костяшки его пальцев побелели — настолько сильно он вцепился в решетку.
Впиваюсь ногтями в живот. Если бы у меня хватило сил и воли, я бы вырвала этого ребенка из себя прямо здесь и сейчас. Если бы я знала к чему приведет мое решение сохранить его, я бы не раздумывая выпила то зелье и была бы счастлива сделать это.
— Господь всемогущий, как это случилось? — шепчет Рон.
Вздохнув, Люциус отводит от меня взгляд.
— Я не обязан объяснять тебе, что было между нею и мной…
— Да я и не горю желанием слушать! — огрызается Рон. — Я имел в виду другое — как до этого дошло?
Люциус качает головой, по-прежнему глядя в пол.
— Слишком поздно, Рон, — шепчу я. — Мы уже ничего не сможем изменить.
И я не совсем уверена, что подразумеваю под своими словами: то, что мы все умрем, или то, что сразу три жизни разбиты вдребезги и выброшены на помойку.
Рон грустно улыбается.
— Я никогда не думал, что мы обязаны быть вместе, — начинает он. — Я, конечно, надеялся, но не воспринимал это как само собой разумеющееся. Если мне и суждено потерять тебя… я никогда бы не подумал, что так случится из-за этого высокородного ублюдка.
Люциус удивленно вскидывает брови и, порывисто вздохнув, потирает переносицу. Он слишком устал, чтобы спорить.
Прикусываю губу.
— Ты не потерял меня, Рон. Я все еще твоя Гермиона, и всегда ею буду.
— И его грязнокровка?
Его слова — как пощечина.
Захлебываюсь воздухом, зажимая рот ладонью. Что на это ответить?
— Мы бы не смогли так жить, — вымученно бормочет Люциус.
Вскидываюсь в удивлении. Люциус смотрит на меня пустым остекленевшим взглядом.
— И что? Хочешь сказать, что лучше умереть, чем жить, преодолевая некоторые трудности, да? — свирепеет Рон.
— Нет, — Люциус качает головой. — Я не меньше вашего хочу жить, но я всегда знал…
Он качает головой.
— Это не могло продолжаться вечно. Не после того, как мы поняли, чего хотим…
— Я знаю, чего я хотел, — убежденно произносит Рон. — Я хотел быть с Гермионой. Это все, что мне когда-либо было нужно. Я не вел себя, как тупица, и не убеждал себя, что она меня недостойна. А вот ты — да, Малфой.
Закрыв глаза, пытаюсь отгородиться от гложущего меня чувства вины — это довольно старая рана, и ее не излечат даже тысячелетия.
Когда я открываю глаза, Люциус все еще смотрит на меня.
— Я был дураком, — шепчет он. — Теперь я это понимаю.
Рон неверяще усмехается, но я знаю: Люциус говорит правду. Я знаю его, и знаю, что он никогда не солжет мне.
И он прав. Мы не смогли бы вернуться к нормальной жизни. Я не смогла бы смириться с чувством вины. Рон не смог бы смириться с моим предательством. Люциус не смог бы смириться с собственным выбором.
— Мне так жаль, — шепчу я. — Вы оба… мне так жаль…
Рон криво ухмыляется.
— А мы неплохо поимели друг друга, а? Каждый приложил руку к тому, чтобы жизнь жизнь остальных превратилась в ад.
Люциус молчит. Лишь приподнимает руку, словно хочет дотянуться до меня, но затем опускает.
Слеза катится по моей щеке. Нет, я не могу его видеть. Он разрушил мою жизнь, но хуже всего то, что я должна бы жаждать его смерти, а вместо этого надеюсь, что умру раньше, потому что я не смогу видеть, как он умирает.
Я знала, что в конце концов мы принесем друг другу лишь смерть.
Внезапно дверь резко распахивается.
Подпрыгиваю на месте, едва не откусив себе язык.
Рон отмирает первым.
— Какого хрена ты здесь делаешь?
Игнорируя вопрос, Драко закрывает дверь. Он выглядит бледнее, чем когда-либо.
Сглатываю.
— Драко, что… — у меня еще осталась способность шевелить языком.
— Закрой пасть, грязнокровка, и слушай, — жестко обрывает меня он. — Я оглушил Эйвери, но не знаю, надолго ли, и моя тетя скоро вернется, так что у нас нет времени на пустую болтовню.
Надежда вспыхивает во мне, и даже голова слегка кружится. Мне трудно дышать, комната сжалась вокруг меня, и все плывет перед глазами.
— Хвала господу, — выдыхает Рон.
— Молодец, Драко, — едва дыша, произносит Люциус. — Очень хорошо. Моя палочка у тебя?
У Драко дергается щека.
— Нет. Тетя… Беллатрикс уничтожила ее с разрешения Темного Лорда.
Судорожно вздыхаю. Его палочка. Уничтожена. Палочка, которой были убиты мои родители. Палочка, с помощью которой меня пытали снова и снова.
Уничтожена.
Но ее хозяин все еще жив. Цел и почти невредим.
Так что это не имеет никакого значения.
У Люциуса перехватывает дыхание.
— Уничтожена?
Драко кивает.
— Моя палочка? — ошеломленно шепчет Люциус. Он выглядит так, словно лишился ноги.
Теперь он понимает, что чувствовала я, когда он сломал мою палочку.
— Да, — подтверждает Драко. — Но у меня все еще есть моя.
— Вижу, — бросает Люциус, беря себя в руки. — Ну, хоть что-то. А теперь, если сможешь нас выпустить, тогда мы…
— Нас? — грубо выплевывает Драко. — О нет, отец. Я здесь только ради тебя. Если ты думаешь, что я дам ей уйти, то глубоко ошибаешься.
У меня просто нет слов.
Рон судорожно вздыхает.
— Ах ты маленький…
— Заткнись, Уизли! Это не касается ни тебя, ни грязнокровки. Я пришел за отцом и только. А что будет с вами — мне плевать.
Люциус сжимает губы.
— Ты не отпустишь ее?
— Нет, — Драко качает головой. — Не вижу причин, почему бы я должен это делать.
Он делает несколько шагов в направлении Люциуса, но тот жестом останавливает его.
— Тогда я не пойду с тобой, — спокойно произносит он. — Прости. Если ты хочешь, чтобы я жил с тобой, ты должен отпустить и ее.
— И Рона, — быстро добавляю я. — Я не уйду без него.
Рон усмехается, а Драко скалится и рычит.
— Какого черта я должен…
— Потому что я не уйду без него, — повторяю я.
— А я не уйду без нее, — вставляет Люциус. — Уж поверь мне, Драко, если бы это зависело от меня, я бы лично убил его, но…
Он умолкает.
— Значит, либо все, либо никто, так? — уточняет Драко.
— Именно, — кивает Люциус.
Драко морщится.
— Прекрасно! — шипит он. — Просто охуеть как замечательно! Чтобы спасти своего отца, я должен
